– Не понял! – Я подскочил на спальнике.
– А что тут понимать? В отместку…
– А как они узнают, что вы милиции…
– Чёрт его знает, как они узнают. Может, они совместно работают с этими гайцами.
– Как это? – раскрыл я рот. – Милиционеры вместе с бандитами?
– Да, – кивнул Федя, – милиционеры вместе с бандитами. Ты думаешь, это такая редкость? Знаешь, сколько на таком сотрудничестве нашего брата погорело? Не всё так просто, Миша. Слушай, а ты что не спишь? Давай на боковую. Тебе завтра долгий путь предстоит. Мы только в Тульскую область въехали. До Ростова ещё километров восемьсот пилить. Отдыхай. Ты мне так и не сказал, как девку-то твою зовут?
– Маша, – улыбнулся я.
– Красивое имя, настоящее русское, – сказал он. – Говоришь «Маша», а у тебя на морде написано «любовь-морковь».
– Дядь Федь, а почему вы лицо всё время мордой называете?
– А какая разница? – рассмеялся водитель.
– Ну как же, морда у животных, а у…
– Ой, Миха, – перебил он меня, – брось ты эту демагогию. Вот как раз у животных и есть лицо, потому как они не умеют ни хитрить, ни врать. А у человека настоящая морда. Сам врёт, а рассуждает о честности, сам взятку берёт, а говорит о коррупции, сам только и ждёт, где бы что стырить, а громче всех кричит: вор должен сидеть в тюрьме. Какие тут лица? Морды. Одни морды вокруг.
Я рассмеялся. Странный он какой-то. То у него бандиты вместе с милиционерами на трассе работают, то у людей не лица, а морды. Смешной мужик.
– Дядь Федь, а можно я свет включу? – спросил я.
– Зачем? – удивился водитель.
– Всё равно не спится, почитаю немного.
– Включай, – согласился он и спросил: – А что читаешь?
– Вот, – включив свет над головой, показал я книгу, – «Рождественские стихи».
– Интересные?
– Ну да. Мне нравятся. Иосиф Бродский. Хорошие у него стихи. Читали?
– Не-а, – замотал головой Федя и вдруг предложил: – А ну почитай мне вслух.
Я раскрыл книгу и прочитал первые попавшиеся на глаза строки:
Твой Новый год по тёмно-синей
волне средь моря городского
плывёт в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начнётся снова,
как будто будут снег и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнётся вправо,
качнувшись влево.
В это самое мгновение налетевший ветер так качнул нашу кабину, что я едва не выронил из рук книгу.
– Эй, осторожно, – рассмеявшись, вскрикнул Фёдор, – со своими качаниями, не то кабину оторвёт.
А я вдруг подумал: «Надо же, ночью, среди бескрайних полей, в сломанном грузовике читать вслух стихи Бродского… Скажи кому, не поверят».
