«Смешение рас и народов, — откашлявшись, обратился Объемов к растительной аудитории, — можно уподобить стихийно-насильственному переливанию крови без предварительного ее клинического анализа на резус-фактор, группу и различные заболевания. Результат подобного переливания — в лучшем случае бесплодие, то есть жизнь без продолжения жизни, в худшем — смерть». Эх, огорченно посмотрел в зал, знал бы раньше, что вы растительные, привел бы примеры из биологии — из Менделя, Вавилова, дедушки Мичурина… да хотя бы Лысенко! «Ничем хорошим, — быстро продолжил Объемов, не обращая внимания на зловещую тишину в зале, — это не закончится ни для тех, кому перелили, ни для тех, кого перелили. (Эх, надо бы — привили!) Каждый народ, — он с изумлением обнаружил, что это последний тезис (ему почему-то казалось, что их больше), — выбирает свой путь в небытие. Русский народ уходит в небытие не шелохнувшись!» И вдруг после паузы — не по писаному, а от себя (лающим каким-то, словно это он был с песьей головой, голосом): «Потому что небытие, тьма, хаос, смерть — колыбель новой жизни! Чтобы по-настоящему воскреснуть и преобразиться, нужно по-настоящему умереть!»
Возможно, подсолнухи в объемистом бассейне тоже не шелохнулись. Объемов забыл, точнее, никогда не задавался вопросом: как действует на растения электричество? Полусон, подобно космополитической созерцательности на разодранном, с прыгающими белыми блохами-буквами занавесе, исчез, растворился в моторном гуле и лязгающих шлепках по асфальту. Поднявшись с кровати и приблизившись к окну, Объемов увидел, что по шоссе мимо гостиницы на приличной скорости движется колонна бронетранспортеров, а замыкают ее два танка. Сверху они напоминали гигантских поторапливающихся жаб.
Наверное, учения, пожал плечами Объемов, до западной границы рукой подать, НАТО, враг не дремлет, ночная проверка боеготовности. Он разобрал кровать, разделся, повозившись с кнопками на радиочасах (пару раз хотелось грохнуть об пол), установил будильник на восемь утра. Потом сунулся задвинуть шторы и тут же испуганно отшатнулся от окна.
Перед гостиницей, размалывая воздух винтами, висел вертолет, обшаривая прожектором, как длинной желтой рукой, фасад. Объемов на мгновение ослеп, забился пойманной рыбой в занавесках. Прожектор пронзил его лучом, как острогой. Объемов присел на корточки, ощущая себя нарушителем. Чего — он и сам не знал, но на всякий случай затаился в неудобной позе, пережидая, пока желтая рука отлепится от окна. Господа, это уже слишком, пробормотал он, опасливо выглядывая из-за шторы.
