Непоэмание | страница 28

От жути перед этой бездной, от этой истовой любви, от этой боли – пой, любезный, беспомощные связки рви; тяни, как шерсть, в чернильном мраке из сердца строки – ох, длинны!; стихом отплёвы вайся в драке как смесью крови и слюны; ошпаренный небытием ли, больной абсурдом ли всего – восстань, пророк, и виждь, и внемли, исполнись волею Его и, обходя моря и земли, сей всюду свет и торжество.

Ты не умрёшь: в заветной лире душа от тленья убежит. Черкнёт статейку в «Новом мире» какой-нибудь седой мужик, пере издастся старый сборник, устроят чтенья в ЦДЛ – и, стоя где-то в кущах гор них, ты будешь думать, что – задел; что достучался, разглядели, прочувствовали волшебство; и, может быть, на самом деле всё это стоило того.

Дай Бог труду, что нами начат, когда-нибудь найти своих, пусть все стихи хоть что-то значат лишь для того, кто создал их. Пусть это мы невроз лелеем, невроз всех тех, кто одинок; пусть пахнет супом, пылью, клеем наш гордый лавровый венок. Пусть да, мы дураки и дуры, и поделом нам, дуракам.

Но просто без клавиатуры безумно холодно рукам.

Погляди: моя реальность в петлях держится так хлипко —

Рухнет. Обхвачу колени, как поджатое шасси.

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка.

Не проси об этом счастье, ради Бога, не проси.

Дышишь мерно, пишешь мирно, всё пройдет, а ты боялась,

Скоро снова будет утро, птичка вон уже поёт;

А внутри скулит и воет обессилевшая ярость,

Коготком срывая мясо, словно маленький койот;

Словно мы и вовсе снились, не сбылись, не состоялись —

Ты усталый дальнобойщик, задремавший за рулём;

Словно в черепной коробке бдит угрюмый постоялец:

Оставайся, мальчик, с нами, будешь нашим королём.

Слушай, нам же приходилось вместе хохотать до колик,

Ты же был, тебя предъявят, если спросит контролёр?

Я тебя таскаю в венах, как похмельный тебяголик,

Всё ещё таскаю в венах. Осторожней, мой соколик.

У меня к тебе, как видишь, истерический фольклор.

Из внушительного списка саркастических отмазок

И увещеваний – больше не канает ничего.

Я грызу сухие губы, словно Митя Карамазов,

От участливых вопросов приходя в неистовство.

Ведь дыра же между ребер – ни задраить, ни заштопать.

Ласки ваши бьют навылет, молодцы-богатыри.

Тушь подмешивает в слезы злую угольную копоть.

Если так черно снаружи – представляешь, что внутри.

Мальчик, дальше, здесь не встретишь ни веселья, ни

сокровищ.

Но я вижу – ты смеёшься, эти взоры – два луча.

Ты уйдёшь, когда наешься.