>Гладильщик молча качает головой.
Ему было тридцать восемь лет! Тридцать восемь — это же не старый человек! Совсем не старый! Да, со стариками они поступали, как вы рассказываете. Со стариками, с теми, кто уже был не в состоянии работать, с женщинами, с детьми… Это всем известно, но…
>Появление Леона заставляет Симону прерваться на полуслове. Леон входит с подносом, на котором бутылка фруктовой водки, чай и печенье. Симона быстро встает, накидывает пальто поверх рабочего халата и направляется к двери, на ходу коснувшись рукой плеча гладильщика. Тот застыл в неподвижной позе.
Леон (ошеломленный). Ну дает! (С воплями устремляется вдогонку.) Выпей хотя бы рюмочку! Да подожди, не езжай одна, мы тебя проводим… (Возвращается.) Ушла… Она что, свихнулась? В чем дело? Не хотела оставаться, так бы и сказала… Вот и проси их поработать сверхурочно. Уж если соглашаешься, делай с душой, верно? Проще было бы самому сшить этот несчастный пиджак. Нет, но как тебе это нравится? Нахалка. Она с тобой о чем-нибудь говорила?
Гладильщик. Это я с ней говорил.
Леон. Вот как! Ясно, ясно… Чай будешь или это? (Показывает на бутылку.)
Гладильщик (не двигаясь). Я тоже сейчас пойду.
Леон (наливая ему водки). Нет, нет, без угощения не отпущу. Так что тебе налить, рюмочку этого…
>Гладильщик не реагирует. Леон наливает себе.
Ты правильно поступил. Совершенно правильно. Я тоже давно собирался с ней поговорить, но…
Гладильщик (как бы сам с собой). Если б можно было проглотить язык.
Леон. Да, да, ты прав: «Если б можно было проглотить язык!» (Вдруг кричит, будто задыхаясь.) Элен! Элен! (Гладильщику.) Но чего ты хочешь? Чтобы жить, нужно иметь хоть немного энергии… (Кивая в сторону табурета, где только что сидела Симона.) А у нее как раз этого нет. Поэтому она, естественно… (Подыскивает слова.) Естественно…
Гладильщик (поднимаясь). Я пошел.
Леон. Ни в коем случае, ни в коем случае. Надо выпить вместе. Иначе… (Неопределенный жест. Наливает ему и себе.)
>Входит Элен — ненакрашенная, простоволосая, в халате, наброшенном поверх ночной рубашки.
Элен. Что, Симона ушла?
Леон. Ушла. (Тихо, показывая на гладильщика.) Он с ней говорил…
>Элен молча смотрит на гладильщика. Леон поднимает свою рюмку, другую протягивает гладильщику. Тот машинально берет ее.
Ну, давай.
>Оба пьют.
Я сам собирался с ней поговорить. Да, собирался, только… Я боюсь своих слов. Боюсь! Готовлю в голове хорошую фразу, полную здравого смысла и человеческого сочувствия. А открываю рот, и выходит какая-то мерзость. Какой-то словесный понос… Ужасно. И так всегда… (
