Лея. Ты пьян, Симон!
Симон. Ну вот, «ты пьян, Симон». Тин-тон! Как только Шарль попался, я ей сразу сказал: «Избавься от ребенка!» Сказал или не сказал?
Лея (обрывает его словоизвержение). Теперь, будь добр, помолчи!
Симон. Вот-вот, все время такая политика: «Теперь помолчи». Плакать ночью, улыбаться днем! И так всегда! Разве сейчас подходящее время, чтобы выбрасывать на рынок новых, еще тепленьких жидят? Старых не знаешь, куда девать, и приходится умолять кюре из Корреза, чтобы он соблаговолил взять у нас одного на хранение!
Лея. Будь добр, перестань кричать, ты не один.
Симон. Замечательно, просто замечательно! Кому вы это говорите, мадам, кому? Кому, как не мне, знать, что я не один?! Сначала они сводят тебя с ума своими глупостями: «Симон, что делать, если родится мальчик?» — а потом трясутся и стучат зубами от страха.
Лея (обрывает его). Никто не трясется! Просто здесь есть люди, которым хочется спать, вот и все.
Симон. Люди! Люди! Дерьмо, а не люди… Чтобы добудиться этих твоих людей, мне надо выскочить на улицу, сесть задницей в лужу и выть на луну день и ночь, слышишь ты, день и ночь!
Лея. На улице — пожалуйста, сколько угодно, а здесь спят.
>Ложится и поворачивается к Симону спиной. Пауза.
Симон. Вы не знаете, что это такое. (Снова пауза. Лея не реагирует, делает вид, что спит. Симон продолжает.) Вы не знаете, что значит все время таскать стукача в портках, бояться, что какой-нибудь говнюк в фуражке спустит с тебя штаны и увидит неопровержимое доказательство твоей вины, доказательство, которое невозможно ни подделать, ни скрыть… (Новая пауза. Лея продолжает притворяться спящей. Симон наливает себе еще рюмку.) Давайте говорить начистоту, дамочки, коль скоро вы не способны удавить его сразу, как он родится — понимаю, понимаю, понимаю, — дайте ему, по крайней мере, шанс раствориться среди невиновных, чтобы его можно было спокойно подбросить на паперть или в общественный туалет. Пусть они сделают из него полноправного члена своего национального коллектива, священника, жандарма, префекта, главного уполномоченного по еврейскому вопросу, продавца беретов, разве ж я знаю! Все равно, что-нибудь полезное для общества, только бы избавить его от этого клейма!
Лея (не поворачиваясь). Нет, если родится мальчик, он будет, как его отец, как ты, как все евреи на свете. Я все устрою, поговорю с доктором. Спи.
Симон. Спи! Она все устроит! Она поговорит с доктором! Да ты просто оголтелая фанатичка. Честное слово. Я тебе объясняю, объясняю: если бы я только мог снова себе приклеить или хотя бы прикнопить эту штуку, я бы это сделал! Только для того, чтобы быть свободным, свободно передвигаться, как все в этой чертовой стране, чтобы иметь право сидеть на своей лавочке, у двери своего дома, на своем тротуаре, что возле бульвара Барбес!
