— Так СПИД же, — говорю, — не пахнет.
— СПИД — это судьба, старик… Прилипает к тем, кто этого хочет. В смысле — сильно боится. А я тебе о триппере и прочей ерунде толкую. Надоело по больничкам таскаться.
— А безопасный секс не пробовал?
— Запомни, секс не бывает безопасным. Какой же это секс тогда?
По-моему, только мы, два сумасшедших, проверяли судьбу на прочность.
Я его, вообще-то, трезвым и без бабы не помню. Как и он, очевидно, меня. А знакомы мы с детства.
Сейчас удивляется:
— Кто бы раньше сказал — никогда не поверил, что буду за деньги телок снимать.
Это он о нынешних рыночных отношениях.
Он для меня — убежденного бездельника — так и остался загадкой. Впечатление такое, что он не просыхает, (когда не позвонишь, приедешь ли — пьян и с бабой) однако, деньги водятся, дела делаются. Какие-то заказчики, объекты, бригады работяг вкалывают. Как и когда? Уму непостижимо…
Легкий, однако, парень. И далеко не дурак. Не корчит из себя «Девочку, освещенную персиком»… (Это он так шутит). Как есть, так и есть, — всё о себе сам расскажет.
А так, по жизни — экстремал. Драчун, пьяница, бабник… С того света — только на моей памяти — три раза вытаскивали.
Однажды зимой за водкой поехал. Пьяный, естественно. Национальный русский экстрим. Смотрю, — рассказывает, — что-то не то. Некомфортно как-то. Оказывается, я штаны забыл надеть — в одних кальсонах еду. Натурально, по закону подлости, — гаишник тормозит. «Так вы же пьяный!» — орет. Ох, думаю, какая, блин, неожиданность… «Тебе чего — говорю — легче от этого?» А он кальсоны увидел — голубенькие такие — вообще дар речи потерял. Ну, думаю, пора сматывать удочки. Две мятые сотни в карман ему всунул — и по газам. Бабки, думаю, взял — сразу не погонится. А пока от шока отойдет, да рассмотрит, сколько чего и почем — меня уже нет. Обратно дворами поехал…
— А как же ты водку брал? В кальсонах-то.
— Молча.
Звонил как-то, сообщает, так, между прочим:
— Я отцу так и сказал: деньги на похороны я отложил. Теперь — всё путем. Кто вперед помрет, на того и тратим. Ну, сам понимаешь: водка там, закуска, гроб…
— Чего это у тебя гроб на последнем месте? — спрашиваю.
— Как чего? Помирает шкурка. А что о ней беспокоиться? А здесь — жизнь. Дела, хоть какие, но делал… Помянуть надо? Или как? Так что всё правильно…
— Чего это ты и вдруг о смерти? Не рано?
— Да, надоело все. Приехала тут ко мне одна штучка. Молодая вроде, красивая девка… И что? Пока в трусах была — у меня стоит. Трусы сняла — опустился… Вот и дрочил.
