Интернат | страница 45
а) переночевать;
б) а там видно будет.
Мы уже чинно сидели вокруг матового, как брусок льда, журнального столика, вымытые и причесанные, и Нина Васильевна, появляясь из кухни — рукава подвернуты, поверх платья фартук, — удовлетворенно осматривала свое ассимилированное полчище, когда в квартиру вошел хозяин, высокий, ухоженный, отглаженный человек с долгим, тяжелым лицом.
Есть лица — своей масштабностью, законченностью они кажутся автономными, существующими независимо от остального тела. В детстве, когда у меня начиналась ангина, мать водила меня к соседке — бабке Куликовой. Та подводила меня к темному, как оклад, щелявому голому столу, мягкими, почти тряпичными пальцами укладывала мою голову на край столешницы так, чтобы я упирался в нее подбородком, и, творя молитву, начинала мне об угол стола «давить шишки» — так именовалась эта тягостная для меня операция. Вследствие того, что голова моя была задрана, а угол бабка всегда выбирала один и тот же, перед моими глазами в сумеречном простенке всякий раз возникала то ли икона (такая же черная, как стол, — может, они сработаны из одного дерева и в одно, древнее, время?), то ли картина, репродукция, приспособленная бабкой Куликовой под икону. Серебряное блюдо и чья-то отрезанная голова на нем.
Голова значительна, отчужденно-осуждающа. Однако, несмотря на свое жутковатое, отрезанное состояние, она не так уж пугала меня, по крайней мере, меньше, чем сама бабка Куликова. Ее отрезанность казалась естественной, она логически вытекала из ее выражения, из ее значительности, хотя в самом деле все было наоборот; это тонкая, уже не кровоточащая, подвядшая, произвольная линия среза продиктовала все остальные линии лица. Это она заставила его мышцы принять именно такое положение, проступившее наружу выражением глубины, значительности и отчуждения, может, вовсе не свойственных лицу при жизни.
Если бы Иоанн Креститель вдруг открыл свои набрякшие веки, он увидел бы в чем-то сходную картину. Голова мальчишки на голом шелявом столе. И только гримаса боли, наверное, говорила бы, что, несмотря на старания бабки Куликовой, эта голова еще жива. Выражение значительности есть чаще всего выражение смерти. Что есть значительнее смерти?
Лицо вошедшего хозяина вело самостоятельную, в определенном смысле личную жизнь, и в этой жизни были чистоплотность, склонность к комфорту и сдержанность в общественных сношениях.
С появлением хозяина повторилась та же процедура, что и при нашем вторжении. Только теперь на кухню с ним проследовала не Нина Васильевна, а его жена.