— Теперь, значит, вместе врага бить будем, — бросил он. — Только сразу скажу, никаких уполномоченных у себя я не потерплю.
— А и не будет их, — отмахнулся Журав. — Мы все тут уполномоченные народной властью врага бить.
Вместе, но как бы всё-таки порознь, мы выехали из Бадкубе. Трястись в сёдлах пришлось не слишком долго. Враг значительно приблизился к городу за то время, что прошло с нашего разговора с Вышаном. Уж куда ближе тех десяти вёрст, о которых он говорил ещё вчера днём.
Мне только слышать приходилось о пулемётных летучках. Их активно применяли в своих налётах князья Великой степи. Те, у кого, конечно, были для этого средства. Собственно говоря, использовали их князья, которых неформально поддерживали континентальные державы, резко настроенные против народной власти. Летучка представляла собой открытый автомобиль со снятыми задними сидениями. Там располагались один или даже два пулемёта. Первый на поворотном станке, чтобы вести огонь по всем направлениям, второй же, как правило, смотрел назад. Чаще всего у второго никакого станка не имелось, с пулемётом в руках в открытом кузове просто залегал боец, в задачу которого входило отстреливаться от преследователей. Такая вот простая и весьма эффективная в условиях Великой степи конструкция.
И вот теперь мне довелось, наконец, увидеть пулемётные летучки своими глазами.
На нас нёсся вал вражеской конницы. Никакого представления о дисциплине ополченцы степняков попросту не имели. Лишь цирики, сбитые в отряды вокруг летучек, соблюдали хоть какое-то подобие строя.
— Ну что ж, товарищи! — воскликнул Журав, выхватывая шашку из ножен. — Шашки наголо! Бей врага!
И мы в едином порыве обнажили оружие. Журав первым дал шпоры своему коню, пуская его с места в карьер. А за ним и все мы. Строй пытались держать, но удавалось не слишком хорошо. Всё же мы были наскоро сбитым вместе подразделением, в котором многие давно уже потеряли навыки настоящего кавалерийского боя. Захлопали частые выстрелы из карабинов. Но лично я свой даже не сдёрнул со спины. Вряд ли попаду с такого расстояния. Лучше уж из револьвера бить с убойной дистанции. Вот это я хорошо умею – научили лихие чоновские времена.
Я не глядел по сторонам, а потому не видел летящих на врага на нашем правом фланге всадников атамана Щекаря. Лишь краем глаза заметил блеск их длинных пик. Эти ребята отчего-то не отказывались от этого архаичного оружия.
И тут разом меня накрыло круговерть кавалерийского боя. Мне стало вовсе ни до чего. Передо мной замелькали лица, долгополые халаты и меховые колпаки степняков. Свистели пули, но уже редко. Сверкали сабли. Казалось, все они были нацелены только на меня. Я отбивался. Рубил направо и налево, не особенно разбираясь попал ли – нет. Рядом с коней валились раненые и убитые. Враги, друзья – не понять. Я налетал конём на очередного противника. Бил первым или закрывался от его удара, а после бил в ответ. Сам не знаю когда левой вытащил из кобуры револьвер и тут же, в считанные секунды, расстрелял весь его барабан, оставив лежать под копытами коней шестерых степняков.
