Но тут ударила вторая ракета, и пламя, начавшее было затухать, полыхнуло с новой силой. Причем взрыв произошел не от детонатора второй ракеты, а от пламени, не успевшего догореть первого заряда. Вторая ракета, как я понимал, должна была даже камни оплавить. Так, видимо, все и произошло.
О том, чтобы кто-то в этом аду остался в живых, не могло быть и речи. Бандиты сами себя загнали в эту печь-ловушку. Но, честно говоря, мне было их не жалко, как и они не жалели никого. Я много раз видел тела убитых бандитов, видел их оскаленные в момент смерти лица и всегда думал, что у них ведь тоже есть матери, которые своих детей любили, лелеяли, заботились о них. Теперь эти матери никогда больше сыновей не увидят, и сыновья не смогут закрыть глаза умершим матерям. Я всегда видел в смерти трагедию. Но бандиты, вернувшиеся в свою страну, на свою землю с Ближнего Востока, у меня почему-то жалости не вызывали. Наверное, потому, что они сами были безжалостными убийцами. И победить их, уничтожить — не просто дело, а обязанность того, кто любит свою землю и свою семью. Это даже не война. Это необходимая мера самозащиты.
Скала, на которую я взобрался, толстым черным столбом возвышалась позади нашей позиции. Мне показалось, что жар от взрыва коснулся моего лица. Тогда наверняка его должны ощутить и солдаты взвода. Но спрашивать я не стал, просто попытался рассмотреть, кто из солдат чем занят.
Первым привлек мое внимание младший сержант Питиримов, занятый чем-то непонятным. Рядом с ним, склонясь, стояли двое солдат. Третий стоял сбоку на коленях прямо на каменистом дне окопа. И только когда командир второго отделения повернулся ко мне боком, я увидел, что перед младшим сержантом стоит переносной кошачий домик. Его обитателей через сетку рассматривали и сам Питиримов, и солдаты его отделения. Кошка и котята могут в людях только доброту пробудить. И потому я не стал отчитывать их за отвлечение от действий, которые могли вот-вот развернуться, тем более никто из нас не знает, когда эти действия развернутся. Кроме того, тренированность и психическое состояние бойцов взвода гарантировали их мгновенное включение в работу.
К солдатам подошел подполковник Штеменко, что-то спросил, после чего сам в окоп спрыгнул и над кошачьим домиком склонился, кажется, даже руку туда сунул, чтобы кошку погладить. Мне показалось, что я слышу, как она зашипела. Я в принципе понимал, зачем командир ментовского спецназа подошел к солдатам, потому что видел, как в наши тылы входит ментовский отряд. Подполковник хотел попросить шлем для связи со мной. Шлем ему не дали, младший сержант Питиримов сам со мной по этому поводу связался:
