— Катя! — оставив озадаченного офицера, крикнул он в подсобку, — заварки не жалей, не жалей и сыпь из правильной банки! Ну, вы все у меня!
Последние слова уже подхватило гулкое эхо длинных дворцовых коридоров, в которых из-за экономии и иных этических соображений лет десять как поубирали ковры. Исчезновению ковров предшествовала долгая фракционная и внутриполитическая борьба, итогом которой стала знаменитая фраза Преемника Четвёртого: «Пусто и гулко, зато нас никто не обвинит в подковёрных интригах!» Колоссальнейшей мудрости был правитель, да у нас других, слава богу, и не бывает.
Перво-наперво ушлый канцелярист бросился к наместнику главного визиря, действующему тайному советчику Владисуру Джахарийскому. Небольшого росточка (а небольшие росточки у нас давно прочно в моду вошли), невзрачненький, ако погребная поганка, с коротенькими ручками, губастенький, с горбатеньким носиком, востренькими ушками, в скромном костюмчике, аккуратненький до отвратности, он тоже относился к старожилам и был, почитай, главным интриганом среди огромной придворной свиты. Именно ему приписывает молва право быть родоначальником суверенной демдиктатуры — главного идеологического учения современной эпохи. Многие, конечно, сомневаются в его первородстве, дескать, где уж ему, он и говорит-то коряво, а уж писать, так это всем ведомо, он только в Кремле научился. Но в суверенной демдиктатуре главное: дух — опора народотворческих сил правопорядка и административной потенции регионов, а не протирание, простите за выражение, штанов в академиях.
— Беда, Владисур, беда! Что и делать, не знаю, одно упование на тебя!
— Ибрагим! Не блажи, отдышись, хлебни чайку, вот присаживайся. Ишь, как запыхался! Давай-ка всё по порядку.
— Да полно меня успокаивать и чаем баловать! Беда, я тебе говорю, в державе! Царю, тьфу ты чёрт, Августейшему Демократу метку привезли!..
— Какую ещё метку? Ты что, брат, обкурился? — хмыкнул хозяин кабинета.
— Со скорпионами метку, башка твоя тугая! От Высших сил! — и он аккуратно, словно боясь разбить или погнуть, выложил на стол привезённый негром жетон.
Джахарийский побледнел, как полотно.
— Да не может этого быть, ведь не за что же. Не за что! Все указания выполнили, стены срыли, крамолу извели! Дионисия прокляли! Нефть почти всю же им выкачали! Газа уже двенадцать лет как нет, а мы его поставляем! Ведь поставляем! Жрём всем народом горох, пердим, сжиживаем и поставляем! Так за что, за что метка? — с трудом приладив на нос очки, он дрожащими руками взял страшную кругляшку, покрутил, и поднёс к глазам обратной стороной, после чего бросил её на стол и с видимым облегчением откинулся на спинку стула.
