— Нас привело, — сдавленным, будто чужим голосом добавила девушка.
— Да, да, конечно же, нас! Господи, как я рад. Машенька, не сочтите за глупость, но я. я. — Енох запнулся на полуслове, кровь стучала в висках, он и сам чувствовал, что его трезвый и практичный ум отказывается ему повиноваться. Неведомая и страшная сила переполняет его естество и готова перевернуть весь мир, что бы только это наивное стояние на открытой ветрам вершине горы никогда не кончалось. — Я люблю вас, Маша! — произнёс он, удивив самого себя.
Голова кружилась, казалось, ещё чуть-чуть, и она брякнется в обморок. «Господи, мамочки мои, что же мне делать? Что-то надо делать.» — она повернулась к нему, но ответить ничего не успела. Его губы властно и требовательно преградили путь и словам её и дыханию. Мир, горы, Белуха — всё завертелось и провалилось в мягкую бездну блаженства. Сколько продолжалось это безумие с их губами, она не смогла бы ответить, и только одна мысль стучала в голове: пусть это не кончается, не кончается... Сначала мелкая дрожь, а потом неукротимый лихорадочный озноб охватил всё её тело, наполняя неведомым и непобедимым зовом.
Они разом разомкнули губы и, глупо глядя друг на друга, жадно глотали широко раскрытыми ртами тягучий горный воздух. А потом как по команде рассмеялись во весь голос. Чуткое горное эхо, стократ усилив их радость, разнесло её по окрестным горам. Через мгновение весь поднебесный мир уже знал, что два одиночества нашли друг друга и готовы слиться в единое целое.
Потом они ещё долго-долго целовались, гонялись друг за другом и просто дурачились. И неизвестно, чем бы всё это закончилось, не прерви их весёлые игры совсем, как показалось, недалёкий выстрел.
— Ой, что это было? — запоздало вздрогнула Машенька, поглядывая из-за плеча Еноха в сторону крутого склона, где ещё билось эхо смертоносного звука.
Они смущённо и с явной неохотой поднялись с земли и, отряхивая с одежды мелкие травинки и камешки, настороженно прислушались.
Внизу послышался громкий женский крик.
— Господи, да это же, кажется, Эрмитадора! — Машенька рванулась вперёд, но Енох на лету словил её, почти грубо дёрнув за плечо.
— Значит так, — другим, жёстким и незнакомым ей голосом произнёс он, — спешить, очертя голову, не следует.
Внизу опять раздались выстрелы. Один, два, три! После третьего медведем взревел какой-то мужик. Хлестануло ещё два выстрела, эхо раздробило их об окрестные скалы, и на опешившую парочку гулко упала горная тишина.
