Единственный, кто тогда досаждал ему, был граф Сенявский, великий коронный гетман, назначенный еще королем Августом. Сей человек изрядных талантов и еще больших амбиций стоял во главе третьей партии, не признававшей ни Августа, ни Станислава. Когда все его усилия быть самому избранным на престол оказались тщетными, графу пришлось довольствоваться ролью предводителя партии. Коронные войска, остававшиеся под его началом, не получали никакого жалованья, кроме свободы безнаказанно грабить собственную свою страну. Поэтому все те, кто имел основания опасаться сих разбоев или уже претерпевшие от них, перешли на сторону Станислава, чья власть укреплялась с каждым днем все больше и больше.
В то время король шведский принимал в своем альтранштадтском лагере посланников от государей почти всего христианского мира. Одни умоляли его покинуть пределы Империи, другие интриговали, дабы, наоборот, обратил он свое оружие противу императора. Распространился даже слух, что он вознамерился соединиться с Францией противу Австрийского Дома. Среди сих посланников явился от имени английской королевы Анны славный герцог Джон Мальборо. Муж сей, еще не знавший ни единого поражения ни в осадах, ни в регулярных баталиях, был вместе с тем ловким придворным в Сент-Джемском дворце, главой партии в парламенте и не имел себе равных на переговорах с иностранными державами. Франции нанес он не меньший ущерб умственными своими талантами, нежели успехами оружия. Секретарь Генеральных Штатов господин Фагель, человек весьма заслуженный, рассказывал, что Штаты неоднократно решались противодействовать предложениям герцога Мальборо, однако являлся сам герцог и на своем ужасном французском языке переубеждал всех. Сие подтверждал мне и лорд Болингброк.
Вместе с сотоварищем своим по оружию принцем Евгением и великим пенсионарием Нидерландов Гейнзиусом герцог вынес все тяготы действий союзников противу Франции[33]. Он знал о недовольстве Карла императором и о тайных происках французов, и если бы Швеция поддержала Людовика XIV, от сего воспоследовали бы великие беды и несчастия.
Правда, Карл обещал никак не вмешиваться в войну французского короля противу союзников, однако герцог Мальборо не верил в существование таких государей, которые столь рабски зависят от данного слова, чтобы не пожертвовать им ради выгоды и усиления своего могущества. Поэтому он приехал из Гааги, намереваясь выведать планы шведского короля. Господин Фабрис, находившийся тогда при Карле XII, рассказывал мне, что герцог Мальборо сразу по прибытии тайно обратился не к первому министру графу Пиперу, но к барону Гёрцу, который уже разделял с графом доверенность короля. Он даже приехал в главную квартиру Карла в карете барона, и между ним и канцлером Пипером возникло явное охлаждение. Представленный Пипером вместе с английским посланником Робинсоном королю, обратился он к сему последнему по-французски и сказал, что был бы счастлив научиться под его командою тому, чего недостает ему в познании военного искусства. Карл не ответствовал на сей комплимент никакой любезностью и, казалось, совершенно забыл, что говорит с самим Мальборо. Я слышал, что королю не понравился слишком изысканный его наряд и неподходящий для человека военного внешний вид. Разговор оказался утомительным и беспредметным. Карл XII говорил по-шведски, а Робинсон переводил. Мальборо, который никогда не спешил со своими предложениями и владел искусством постигать людей и понимать связь между самыми тайными их мыслями, делами, жестами и разговорами, внимательно изучал короля. Ему показалось, что у Карла есть природная неприязнь к Франции и он как будто с удовлетворением говорил о победах союзников. Когда герцог упомянул имя царя, глаза Карла загорелись, несмотря на спокойный тон их беседы. Кроме того, заметил он на столе карту Московии, и сего было вполне достаточно, дабы проникнуть в истинные замыслы короля и постичь единственное его вожделение — свергнуть вслед за Августом и московитского царя. Герцог понял, что ежели Карл останется в Саксонии, то лишь для того, чтобы предъявить германскому императору некоторые довольно обременительные условия. Он также не сомневался в уступчивости императора и, следовательно, в безболезненном окончании всех сих дел, а потому и предоставил Карла течению собственных его природных склонностей, не сделав ему никаких со своей стороны предложений. Все сии подробности подтвердила мне и вдовствующая герцогиня Мальборо.
