Ряды парт. Голоса ребят, хлопанье крышек. Кто-то просит: «Клара, ты решила геометрию? Дай посмотреть…»
Хороший был класс… Клавдия Александровна, классный руководитель, все просила, чтобы Клара привела на воспитательский час своего папу и чтоб он рассказал, как воевал в гражданскую. Но папа всегда очень поздно возвращался с работы. Прежде чем сесть ужинать, он подходит к Кларе, чтобы проститься на ночь. Но, присев на край постели, заговаривал с ней, расспрашивал о школьных делах, потом начинал что-нибудь рассказывать. Затем спохватывался, вставал: «Поздно, спать пора». «Папа, ну подожди, не уходи, расскажи еще!»
Входила мать, Екатерина Уваровна:
— Трофим, ведь она опять спать не будет. Она и так, если ты задерживаешься, не спит, а ждет тебя…
И свет гаснет. Темно. Только вверху тоненькая полоска света вдоль фанерной перегородки, которая чуть не доходит до потолка. Эта тоненькая полоска — ее детство, короткие мгновения перед сном, когда глаза уже закрываются сами. В голове обрывки мыслей. Скоро зимние каникулы. Какую-то папа достанет елку? В прошлом году была огромная — до потолка. У папы на работе тоже будет веселый утренник.
День рождения. Накануне, засыпая, Клара знает, что, проснувшись поутру, найдет рядом с постелью подарки. А вечером придут одноклассники. Мама с утра в хлопотах, пахнет сдобным тестом. Хорошо ли подойдет — мама волнуется. Но волнения всегда оказываются напрасными: тесто поднимается вовремя. Приходят подруги, товарищи, собираются в огромной передней. Здесь таинственный полумрак. Можно поиграть, побегать. Сегодня все можно. И вот мама зовет к столу. Шумно рассаживаются.
— Тебе уже пятнадцать, — говорит мама, — в будущем году получишь паспорт.
Будущий — это 1941 год.
— А я так больше и не увидел своего отца, — говорит Ким, — он умер в марте сорок третьего.
— Он был строгий? — спрашивает Клара.
— Отец-то? Нет, мягкий, уступчивый. Вот как ты рассказываешь про своего отца, мой такой же был… у него хранилась старая казачья сабля. Я все, конечно, к ней подбирался. Помню, он взял ее и говорит: «Без нужды не вынимай — без славы не вкладывай». Потом повел на задворки, поставил здоровый ком глины — и показал, как надо рубить. Вот мама была построже — помню, покрикивала на сестер, у меня их три… Когда Сумщину освободили, я все же на сутки вырвался, дали машину, махнул в Салогубовку…
— А мама как? Обрадовалась?
— О!.. Я подъезжаю к дому. А мама из погреба выходит, в руках — тарелка, вижу… Я открыл дверцу, выскочил из машины — и к ней. Она как стояла, руки опустились, и тарелка полетела с огурцами… Сестры бегут, окружили. Потом соседи пришли, набралась полная хата… И я им до ночи рассказывал.
