— Конечно. Мы и сейчас победим.
— Иди к рации, может, она заработает?
— Села. Ну… Что передать? Только коротко, несколько слов.
— Всего?
— Всего…
— Тогда постой… Сейчас передашь две фразы и оставь питание еще хоть на одну передачу, на одну фразу…
— Та фраза будет длинной?
— Нет, не длинной… Два слова. А теперь поднеси огарок, я еще раз просмотрю донесения. Вот… Запасы горючего в танковых частях в районе Барановичей. У них всего на сто километров хода, резервных складов нет, взорваны. Это очень важно…
…И где-то в Москве, в разведотделе заработал приемник и пошли цифры…
И вновь тишина. Что-то тягостна она. Действовать, бороться уже поздно. Или еще рано? Надо ждать, надеяться и говорить.
Эти три часа до рассвета, как ни странно, первые в их жизни часы, когда они вдвоем, только вдвоем и могли говорить не о деле. Там, в лагере, всегда кругом были люди — партизаны, разведчики. И даже когда Клара в неурочное время, случалось, и ночью, приходила к нему с важной шифровкой, Ким настолько углублялся в работу, что подчас, наверное, забывал даже о ее присутствии. Или они вдвоем с Кимом шли на задание. Но тогда была лишь одна мысль — как лучше справиться с ним. А Клара мечтала когда-нибудь поговорить с Кимом просто так, хотя не представляла себе, о чем она может его спросить. Что ж, теперь время есть. Спрашивай. Но она молчит.
— Клара, а почему ты решила идти в разведку?
— Не знаю, очевидно, наследственность. Мой папа в гражданскую был разведчиком. Вернее, он всем побывал. И разведчиком, и комроты, и комиссаром бронепоезда.
— А сейчас он кто?
— Он путеец… В Наркомате путей сообщения работает, начальник отдела…
— Как он тебя отпустил?
— А я сама все решила…
— Значит, ты уже тогда была взрослой…
— Ой, Ким, мне кажется, что это было так давно. Далеко-далеко.
Молчание. И вот уже мысли ее там, в этой дали.
А какая «даль» у нее, девятнадцатилетней? Но даль уже есть — детство. «Два капитана», «Военная тайна»… Комиссарская фуражка отца и он — сосредоточенный, строгий в полувоенном кителе, с орденом.
…Мама. «Кларочка, ты пила молоко?» — «Мама, мне некогда, у нас комсомольское». — «Боже, это одна минута!»
Клара стоит в передней у зеркала, поправляет косынку.
— Но ты совсем уже взрослая… Ты будешь красивой.
— Ну, ма-ма…
И вот она уже бежит по Басманной. Красивая? Секунда размышлений, и уже другие заботы. Что-то очень много надо сделать, сказать, договориться. И все ускоряя шаг, она взбегает по лестнице. И вот их восьмой «б».
