Любить и убивать | страница 27
— Краковяк не танцую, мадам. И в детские игры не играю. «Черным белое зовите, „да“ и „нет“ не говорите» — для других. Было приятно познакомиться.
Она повисла на Сырцове и заплакала. Он вздохнул и стал ждать. Быстро отплакавшись, она тоже вздохнула.
— Не покидайте меня, Георгий. Если вы уйдете, то все кончится: надежды, будущее, жизнь. Вы единственный, кто может нам помочь, я это знаю. И будьте снисходительней ко мне. Если не можете уважать, то пожалейте меня.
— Чья фотография? — упрямо повторил Сырцов.
Она отпустила его, отвернулась к окну и тихо призналась:
— Моего первого мужа..
— Она знакома с ним?
— Он трагически погиб задолго до ее рождения.
Это уже было интересное кино. Сырцов возвратился к столу, но не для того, чтобы опять забрать «зеленые», а для того, чтобы сесть на стул и посмотреть Светлане Дмитриевне в глаза. Сейчас глаза ее были слепы. Она смотрела в себя. Сырцов решил вернуть ее к мирским делам:
— Откуда же эта непонятная любовь Ксении к нему?
— Он писал стихи, сочинял песни… Она считает его жертвой времени, режима… Моей жертвой и косвенной жертвой своего собственного отца.
— Вы его бросили?
— Его бросишь… — Она вяло и светло улыбнулась. — Это он ушел от меня. Да вы его должны знать по его песням. Они ныне бурно возвращаются из искусственного небытия. Он — весь в своих песнях, Олег Торопов.
Ну и номер! И уже гремело в ушах знаменитое и привязчивое, как смола: «Деревянный самовар! Деревянный самовар!», спетое под беспощадную гитару хриплым и зачаровывающим баритоном. И черно-белый портрет с обложки популярного журнала вспомнил Сырцов: резко обернувшаяся на мощной шее голова рвущегося к победе и не боящегося поражения бойца. О таком нельзя говорить экивоками.
— Вы имели какое-либо отношение к его гибели?
— Имела, не имела! — Светлана Дмитриевна неизвестно почему ужасно разозлилась. — Я не виновата в его смерти!
Завелась, и поэтому разговор продолжать бессмысленно. Хотя ситуация эта — весьма возможная изначальная причина и пружина всего происшедшего. Но это — на потом. Сейчас — к рутине:
— Светлана Дмитриевна, телефонная книжка Ксении исчезла вместе с ней. Но у вас-то наверняка имеются телефоны подруг, приятелей, знакомых, по которым вы иногда, беспокоясь, как каждая мать, разыскивали ее.
— Имеются, — покорно подтвердила она, тихо радуясь, что разговор об Олеге Торопове не получил продолжения. — Я их тайно от Ксюшки все в свою записную книжку переписала. — И вдруг опять ощетинилась: — И не считаю это зазорным.