На рассвете 30 августа я подремывал на своем КП — в «скворешне». Утро занималось серое, пасмурное. Черные на светлом фоне неба макушки сосен постепенно приобретали свой естественный зеленый цвет. Прохладным ветерком потянуло в амбразуру. Требовательный телефонный звонок мгновенно взбодрил нас. Командир отделения телефонистов Муравьев протянул мне трубку:
— Товарищ лейтенант, командир дивизиона!
«Наверное, опять предупреждение о готовности»,- мелькнула мысль. Но первые же слова, произнесенные Крючковым, прогнали остатки дремы:
— Мельников? В направлении к Муурила движется колонна противника. Запиши координаты... Записал? Повтори... Так. Рассеять огнем колонну! Расход тридцать шесть снарядов. Ясно?
Наконец-то! Командую:
— К бою!
Гудит, звенит рында. В «скворешню» вваливается запыхавшийся Клементьев. За ним — артэлектрик. Все сосредоточены и возбуждены. Настал час нашего первого боя. Да, для артиллеристов стрельба — это бой. Порой не менее яростный и ожесточенный, чем атака в пешем строю. Что из того, что зачастую они даже не видят противника? Он и невидимый может обрушить на них ответный шквал огня. А они не имеют права укрыться, вжаться в землю. Одни из них, несмотря ни на что, должны без устали производить заученные движения в заданном темпе, другие безошибочно вести математические расчеты, не отвлекаясь, не позволяя себе поддаваться чувству страха...
Мне совершенно ясно представляется, как на невидимых из «скворешни» двориках краснофлотцы сноровисто изготавливают орудия к стрельбе, как задорно выкрикивают комендоры: «Замковый к бою готов!.. Наводчик готов!..» И правда, раньше, чем истекают все мыслимые, нормативы, командиры орудий докладывают на КП о готовности к бою.
Нет, не по ;крейсеру и не по эсминцу наша первая боевая стрельба. Но хоть цели не видно, она не становится от этого менее реальной и осязаемой. И мне кажется, что до комендоров доносится вся ненависть, вложенная в команду:
— По фашистской колонне!..
Слившись со своими сиденьями, наводчики крутят маховики, направляя стволы по заданному азимуту, поднимая их на нужный угол возвышедия. Кажется, впервые в жизни произношу:
— Снаряд осколочно-фугасный! Заряд боевой!
Бойцы досылают боевые снаряды и заряды в каморы орудий. Замковые Кулинкин, Савин и Китаев всем телом наваливаются на рукоятки. И тяжелые замки, лязгнув, в три такта уходят в черный зев зарядных камор, разворачиваются, накрепко запирая их. Все это представляется так четко, будто я стою на огневой позиции,
