Залпы с берега - Пётр Егорович Мельников

Не помню, какими путями быстрокрылая флотская молва донесла до нас в августе сорок первого года этот забавный эпизод. Во всяком случае, нахохотались мы вдоволь.

А рассказывали вот что. В боях под Нарвой был сбит немецкий бомбардировщик. Летчик выпрыгнул с парашютом и оказался в плену. На допросе поинтересовались, какое он имел боевое задание. Немец охотно ответил: «У вас по железной дороге ходит какое-то морское сооружение, называемое «барбакадзе». Оно приносит германским войскам большие неприятности. Нам приказано его уничтожить».

Григорий Иосифович Барбакадзе был всем нам знаком. Он командовал 180-миллиметровой батареей железнодорожной береговой артиллерии. Я знал его еще по училищу — он был старше меня по выпуску на три года.

Смех смехом, но, видно, крепко насолила противнику его батарея. И нам было лестно слышать такое о своем товарище по оружию, собрате по береговой обороне. А вместе с тем — от этого никуда не денешься — щемила зависть. Григорию хорошо — он воюет по-настоящему, с размахом, с широким маневром. А мы...

Да, война изменила взгляды на многое. Предметом зависти береговых артиллеристов стала подвижная батарея, способная на разных участках сухопутного фронта громить танковые колонны и вражескую пехоту, вести контрбатарейную стрельбу и сокрушать скопления неприятельской техники. А каких-нибудь два года назад, при выпуске из училища, пределом наших мечтаний была бронированная башня берегового форта с ее тяжелыми орудиями, направленными в морскую даль. Эти орудия не для того, чтобы разбрасывать свои полутонные снаряды по каким-нибудь сухопутным целям, которым достаточно полевой трехдюймовки, У них иное предназначение. Их залпы с беспощадной точностью настигают любой корабль еще до того, как он покажется на горизонте. Перед ними бессильна броня любого линкора — снаряды пронижут ее раньше, чем сам дредноут сможет открыть огонь.

Командовать башней, отражать удары с моря — это дело выглядело самым почетным и достойным скромной мужской гордости. Ведь командир береговой батареи чувствует себя не только артиллеристом, но и моряком. А военно-морская служба, флот всегда, насколько я помню себя, казались мне особенно привлекательными.

Детство, прошедшее на Волге, отложило в памяти образы белых лебедей-пароходов с их небрежно-величественными капитанами и бойкими, расторопными матросами. С этой зримой картиной сливался семейный портрет маминого брата — никогда не виданного мною революционного балтийца, пропавшего в водовороте гражданской войны. Дома о нем ходили легенды. Ко всему этому примешивался сложный сплав ощущений и чувств, рожденных прочитанными книгами и реальным мальчишеским миром, где главное место занимали игры в сражения с проклятыми буржуями и беляками.