Говорят, наши внуки будут читать Пушкина со словарем,
как мы – с комментарием Лотмана или
Набокова. И хотя мы к тому времени все умрем,
но увидим это из преисподней через квадратный проем,
сквозь тусклую дымку звездной холодной пыли.
Нас возвратят в наш мир. Вергилий будет поводырем.
Он изъяснит нам, какие дни наступили.
И мы поймем, что прожили жизнь в мире из девяти кругов,
что не случайно в аду их не десять, а тоже девять.
Половодье. Лета вышла из берегов.
По ней проплывают трупы наших врагов,
как в китайской пословице. Если нечего делать,
любуйся ими: они не прощали долгов
и сами заплатят сполна, поскольку закон таков.
Мы встретим рабочего с молотом и с серпом мужика,
с младенцем бабу и с коромыслом девицу,
с автоматом конвойного, с тачкой зэка…
Но как изменилась фонетика русского языка!
Слушаем – не понимаем, не перестаем дивиться.
То кудахтанье курицы, то мычанье быка,
то молчанье ягнят, то скрип половицы.
Речь нераздельна, слитна, в ней нет ни слов, ни слогов.
Ни смысла, ни даже намека. Разумнее – пантомима.
Хорошо, что речка Лета вышла из берегов.
Хорошо, что по ней проплывают трупы наших врагов,
и мы спокойно глядим, как они проплывают мимо.
