Будто порыв сильного ветра пролетел по посадничьему двору. Ратных удивленно обернулся. Все, кто был на дворе, - все упали на колени, уткнув носы в землю. Видны были только спины - сермяжные, дерюжные, холщовые в заплатах.
- Надо же! - громко удивился Сережа.
Старица чуть махнула рукой и сказала неласково:
- Встаньте, спасены души. Благословение мое на вас, Голос у нее был беззубо-шепелявый, но сильный, с басовитыми нотками. Люди поднялись с колен. Старица
повернулась к посаднику.
- Зачем девку свою, Анфису, выпустил на люди?
- Выскочила мирских поглядеть, твое боголюбие! - поклонился Густомысл.
- Забыл, какой удел ей готовим? Под замком ее держи. Окромя церкви - никуда! И еще скажу тебе, посадник. Сидела я у окна, слушала твой суд и твою ряду. Потаковник ты, с людьми слаб! Шею им нещадно гни, а какая не гнется, по той топором! Парой лаптей меньше - не велик убыток.
По толпе прошел задавленный ропот. Старица подняла проклинающе руку и рыкнула неожиданно густым басом:
- Нишкните, задави вас лихоманка! Во грехах, как овцы в репьях, живете! Знаю, на какую сторону отвалиться мечтание имеете! В мир вас тянет, к сатанинскому престолу царя московского! Вырублю и выжгу наш город, а народ в скверну мирскую не пущу!
- Крепко на пушку берет! - покрутил головой Птуха и спросил стоявшего рядом посадского: - А может, она у вас сильно психическая?
Посадский не успел ответить. Озорной голос крикнул из толпы:
- В лапоть звонишь, твое боголюбие! Мир проклинаешь, а сама в соблазнах мирских погрязла. Шило в мешке не утаишь! Народу ведомы все тайности ваших хором. Сама ты сладкие заедки мирские жуешь,, винцо мирское сладенькое тянешь и мирское табачное зелье нюхаешь. Неладно у тебя получается!
- Кто богохулит? Выходи! Ай боишься? - заревел посадник.
- А когда я тебя боялся? Вот я!
Из толпы вышел человек невысокий и неширокий, а весь словно сплетенный из тугих мускулов. Таких в народе дбужильными называют. На голове его переплелись кольца черных кудрей, и борода вскипела мелкими кудряшками. Лицо дерзкое, человека на все способного, в багровых, гноящихся ожогах. А в глазах отвага затаенных мыслей.
- Опять ты, Алекса Кудреванко? - опешил посадник. - Давно тебя повесить собираюсь, да все забываю.
- А я напомню. На! Вешай!
Кудреванко стоял в распоясанной рубахе, вызывающе уперши руки в бока. Капитан подался головой к Будимиру, спросил тихо:
- Кто это? Откуда?
- Солевар. Дырник ярый, народ в мир зовет и бунт всенародный кипятит! Тысячу, чай, плетей на спине носит.
