Работы подходили к концу.
Всюду рыскали надсмотрщики, высматривали, вынюхивали. Подбирали все, что казалось подозрительным. А подозрительным казалось едва ли не все, даже старый дамский ридикюль со ржавой защелкой.
К узникам относились теперь еще более свирепо, хотя, казалось, дальше некуда. Избивали, словно боялись, что потом бить будет некого, и хотели насладиться этим на всю жизнь. То тут, то там сухо гремели выстрелы — добивали обессиленных, и собаки набрасывались на окровавленное тело, неистово рвали его.
Фашисты торопились. Зачастило высокое начальство, распекало коменданта, приказывало, требовало. Из-за частых расстрелов не хватало людей. Привезенных в душегубках не уничтожали, а выпускали и сразу же гнали на работы, как когда-то Миколу, новички помогали вконец изможденным.
Когда работали в дальнем отроге яра, один из новичков сбежал. Внезапно ринулся в сторону и исчез. По нему стреляли, его искали, а он будто сквозь землю провалился. Наверняка расковался заранее, в кандалах так быстро не побежал бы.
Федор волновался: как бы такие отчаянные одиночки не поставили под удар, не сорвали общее дело.
За этот побег гестаповцы расстреляли всех, кто работал рядом со сбежавшим, и — по приказу Топайде — одного немецкого офицера, начальника караула. А на отрогах яра установили пулеметы.
Охрану усилили. Часовые стали наведываться в землянку по ночам, освещая фонариками узников, словно о чем-то уже догадывались. А днем мощные грузовики завозили чернозем, и узники засыпали им обугленные заплаты недавних костров, пепелища печей. Затем стали доставлять свежий дерн, нарезанный аккуратными плитками: им выстилались сильно выгоревшие места. Из пригородных лесопосадок привезли маленькие сосенки, и узники втыкали их в заготовленные рядками ямки, как раз там, где совсем недавно укладывали в штабеля трупы.
Топайде, приложив фотоаппарат к глазу, щелкал и щелкал.
Эти посадки должны были скрыть следы от уничтоженных печей. Только одна печь, стоявшая почти у самой землянки, не была уничтожена. Эта печь предназначалась для тех, кто остался в живых.
Однажды днем согнали к этой печи всех без исключения узников. Чувствовалось, что фашисты почему-то очень торопятся. Нетрудно было догадаться: их подгоняет быстрое приближение фронта.
Для побега не все еще было готово, а печь для себя уже начали готовить. Поправляли гранитные опоры, привезенные с соседнего кладбища, перестилали куски листового железа, укрепляли рельсы-колосники. А затем сверху будут укладывать (очевидно, уже сами гестаповцы) их самих — живые трупы.
