В тот вечер, как только бидон опустел, Микола схватил его за проушину и потащил ближе к входу в землянку, делая вид, будто бы хочет убежать от других и зачерпнуть себе побольше гущи. Вокруг Миколы, как рой обезумевших слепней, завертелись узники, вырывая из его рук бидон, протягивая свои консервные банки и отталкивая друг друга. В какой-то момент они прижали Миколу к решетке двери. Запертый замок висел на грубо приваренной скобе, и Владимир, тоже прижатый к двери, торопливо вставил ключ в замок. Пальцы его дрожали, руки дергались, как у припадочного, и ключ никак не попадал в скважину. А потом неожиданно накрепко застрял в замке — не вытащишь. Если его так и оставить — все пропало! Часовой сразу заметит, и — «капут». Топайде всех перестреляет…
От этой страшной мысли руки стали тверже, пальцы увереннее ухватили ключ, вытащили. Подольше бы только длилась эта толчея у бидона.
Первый ключ не подошел, хоть и был очень похож на тот, который вертели в руках дежурные надзиратели. А второй даже не вошел в замок. Между тем надзиратели уже лупили узников, отгоняя их от бидона. Остаются считанные секунды. Скорей! Третий ключ в прорези. Владимир вставляет его вглубь, слегка покачивает, приподнимая и опуская. Даже язык прижал к верхней губе. Нажал немного сильнее, и… в замке что-то сухо щелкнуло. Еще оборот, посвободней, и дужка, толстая, багровая, как разбухшая от крови пиявка, выскальзывает из своего гнезда. Владимир не верит глазам своим — но замок открыт! Быстро прижал дужку вниз, щелк-щелк в обратную сторону — и скорей связку за пазуху. Пока надзиратели бьют узников, он за их спинами незаметно проскальзывает в землянку. Заметив это, Микола оставляет бидон.
Надзиратель закрывает дверь и запирает замок.
И не догадывается, что в землянке есть теперь точно такой же ключ.
13
Дни шли за днями — быстро и незаметно. Дни исчезали в вечности, как песчинки в водовороте, и чтобы не потерять им счет, Микола завязывал узелки на веревке, поддерживавшей кандалы.
День — узелок. Неделя — двойной. И однажды ночью, проведя рукой по веревке, нащупал узелки и прикинул: здесь он уже полмесяца. Он хорошо помнил — разве это забудешь?! — что сюда, в яр, привезли его тринадцатого (вот и не верь в невезучее число!). Значит, сегодня уже двадцать восьмое сентября.
Чем дальше, тем ощутимее вступала в свои права осень. Словно ей надоело прятаться по углам, отсиживаться на задворках. Микола ходил босиком и хорошо чувствовал, как с каждым днем холодней становилась земля, подмерзала, особенно к утру. Блеклыми становились увядающие листья на деревьях, вылиняло небо, пожухла трава на поседевших от пепла кручах. И напрасно солнце все еще пыталось отогреть своими слабыми лучами замерзшую землю. Оно устало за лето, и не хватало у него сил подолгу задерживаться на небосводе. В овраге стало совсем сыро, засвистали пронизывающие сквозняки.
