В Братиславе – предрождественские базарчики, Микулаши с колокольчиками на улочках, вкус рома, заснеженный замок Девень, Морава, которая впадает в Дунай, и австрийские парни, которые что-то нам кричали с другого берега.
В Новом Свете спрятались довоенные каменные двух- и трехэтажные дома, полуподвальная мастерская Л. ютилась именно в таком доме. Парадный, или центральный, вход в дом был просто с улицы, а в мастерскую нужно было заходить сбоку. Очень удобно: не приходилось сталкиваться с жителями тех нескольких квартир. Мастерская была перегорожена, бо́льшая часть завалена красками, подрамниками, загрунтованными полотнами, баночками со смесями и ацетоном. Дальше – кресло, столик и умывальник. Сверху над умывальником – шкафчик со стаканами и посудой.
В помещении сырость выедала известь на стенах, а желтые и ржавые пятна от потеков воды появлялись независимо от сезона. Осенними вечерами здесь можно было сидеть только за бутылкой, и хотя грубые стены и потолок имели определенную звукоизоляцию, по вечерам иногда было слышно канализационные завывания санузлов из квартир. Этот особый запах краски, ацетона, засохших кисточек и сырости разбавляли сигаретным дымом и заваренным в турке черным кофе, а к канализационным звукам добавлялись наши голоса и бульканье чайника на газовой плите. Иногда приходилось включать плиту, чтобы прогреть холодное помещение. Чаще всего к такому способу прибегали поздней осенью и зимой. Хозяин, ценитель авангарда, немного запинаясь при разговоре, раскладывает полотна вдоль стен и показывает искусство. После выставки в местной галерее, которую чуть ли не первый раз провели как перформанс (открытия галереи все ждали на улице), Л. раздвинул бумажную завесу своей физиономией, разрисованной черной краской, и вся толпа ввалилась в помещение галереи и начала жадно рассматривать картины (после той выставки он нажил себе врагов).
Мы собирались у Л. безо всякой причины: просто нужно было сойтись и поговорить, выпить, спрятаться, пересидеть, переждать, почитать стихи и посмотреть на картины. Просто потому, что это нам нравилось.
Напротив трипдачи (вендиспансера, расположение которого было известно многим) санитарки, перебегая улицу, носили эмалированные белые тазики и ведра с надписями красной краской в одноэтажный домик, в котором хранили простыни и полотенца, проштампованные казенными печатями. Медсестры и санитарки в коротких белых халатах, как ангелы, порхали по улице и сверкали упругими икрами. Заведение было известно всем, но попасть туда не желал никто. Лучше было переночевать в медвытрезвителе, чем на трипдаче.
