Уже два дня они ехали по каменистому ущелью с высокими, крутыми скалами по бокам. По нанесенным и раскиданным в беспорядке кругом камням легко было догадаться, что в дождливую пору ущелье наполнялось водой. Сейчас, однако, дно его было совершенно сухо. Под обрывистыми стенами росло немного травы, целые чащи терновника, а кое-где попадались даже деревья. Гебр направил караван в эту каменную горловину, потому что она шла все вверх; он полагал, что она доведет его до какой-нибудь возвышенности, откуда легко будет заметить днем дым, а ночью костры лагеря Смаина. Местами ущелье становилось так узко, что только две лошади могли идти рядом; местами оно расширялось, образуя маленькие, круглые долины, окруженные как бы высокими каменными стенами, на которых сидели огромные павианы, играя между собой, визжа и скаля зубы перед караваном.
Был пятый час вечера, и солнце клонилось уже к закату. Гебр начинал думать о ночлеге и хотел только добраться до какой-нибудь прогалины, где бы можно было устроить «зерибу», то есть окружить караван вместе с лошадьми забором из колючих мимоз и акаций, для защиты от диких зверей. Саба бежал впереди, лая на обезьян, которые начинали, завидев его, беспокойно метаться, и то и дело исчезал за поворотами ущелья. Эхо гулко повторяло его лай.
Вдруг он перестал лаять, а через минуту прибежал что было сил назад к лошадям с ощетинившейся на спине шерстью и с поджатым хвостом. Бедуины и Гебр поняли, что его, наверно, что-нибудь испугало. Переглянувшись, однако, они тронулись дальше, чтобы посмотреть, что бы это могло быть.
Но, миновав всего лишь один небольшой поворот, они вдруг сразу натянули поводья и мгновенно остановились как вкопанные перед поразившим их зрелищем.
На небольшой скале, возвышавшейся по самой середине довольно широкого в этом месте ущелья, лежал лев.
Их отделяло от него самое большее сто шагов. Могучий зверь, завидев всадников, поднялся и уставился на них. Низко стоявшее уже солнце освещало его огромную голову и мохнатую грудь, и в этом красном зареве он был похож на одного из сфинксов, украшающих вход в древнеегипетские храмы.
Лошади стали приседать, вертеться и отступать назад. Испуганные всадники не знали, что предпринять. Из уст в уста передавались лишь тревожные и беспомощные возгласы: «Аллах! Бисмиллах! Аллах акбар!»
А царь пустыни поглядывал на них свысока, недвижимый, как бы отлитый из бронзы.
Гебр и Хамис слышали от купцов, приезжавших со слоновой костью и каучуком из Судана в Египет, что львы ложатся иногда на пути караванов, которым приходится тогда просто-напросто сворачивать в сторону и объезжать их. Но тут некуда было свернуть. Оставалось разве только повернуть назад и бежать! Да! Но в таком случае не было почти сомнения, что страшный зверь бросится за ними вдогонку.
