Рядом со столом массивный информационный блок. Магнитофон, телевизор, может быть, даже видеотелефон. Ага, вот это дисплей, объединенный с ЭВМ. Все по последнему слову техники!
Александр отошел в сторону. Обстановка смотрелась внушительно. Она расковывала, помогала отрешиться и сосредоточиться. Рядом с рабочей зоной, где стояли стол и информационный блок, располагалась, по-видимому, зона общения. Широкий диван и напротив, через маленький столик, три массивных мягких кресла с подлокотниками. На стенах картины. Заинтересовавшись, он подошел к одной. Скуповатые коричневые тона, детализированное письмо. Перед ним висело известное полотно незабвенного голландца Брейгеля «Притча о слепых». Шесть удивительных фигур, пришедших из средневековья. Колоритный, впечатляющий образ человеческой ограниченности. Александр вгляделся получше и увидел кракелюр, сеть мелких трещинок, пронизавших красочный слой картины. Неужели подлинник?
Каким-то образам Тресту стали известны и привязанности Ивашова, как, например, преклонение перед философскими работами Брейгеля и Босха. Александр перешел к следующей.
Это была «Вавилонская башня» того же автора. Картина, разглядывать и размышлять над которой можно часами. Символ гордыни и тленности…
Раздался короткий певучий звук. Ивашов оглянулся к экрану дисплея. Оттуда, улыбаясь, на него смотрело лицо Мейера.
— Ну как, устроились?
— Брейгель настоящий?
— К сожалению, пока нет. Но это очень хорошая копия, восемнадцатый век. Вам нравится?
— Спасибо, неплохо. Не слишком ли много места для меня одного?
— Успокойтесь. Чего-чего, а места у нас достаточно. Отдыхайте, расслабляйтесь. Справа на блоке список фильмов, которые при желании можно просмотреть по общей сети Треста. Внешнее телевидение мы не транслируем. Ну, сами разберетесь! И не забывайте: завтра я вам продемонстрирую наши лаборатории… Некоторые из них. Повторяю, у нас прекрасные условия.
— Не забуду.
— Насчет еды, питья и прочего вызывайте Клару. Кнопка вызова рядом со столом и в спальне.
Ивашов кивнул.
— Ну, до завтра, профессор!
Александр махнул рукой.
Мейер отключился.
Оставшись в одиночестве, Ивашов, опустился в кресло и глубоко задумался. Происшедшее и происходящее требовало серьезных размышлений. Что делать ему, как поступить? Единственное, что он может и должен сделать — это постараться скрыть свою тайну. Но имеет ли смысл сразу откровенно заявлять о том, что он будет молчать? К чему это приведет? Каков будет ответ Треста?
