имбирный пряник купить, но мне все-таки нужно что-то более проникновенное и глубокое, что-то неопределенное, так что я ухожу в темноту холодных улиц западной части Центрального парка, ловлю свое отражение в затемненных стеклах лимузина, припаркованного рядом с Cafe des Artistes, и мои губы непроизвольно кривятся, язык увлажняется, глаза начинают моргать в своем собственном ритме, независимо от меня. В свете уличных фонарей моя тень четко видна на сыром тротуаре, и я вижу, как движутся мои руки в перчатках, сжимаются в кулаки и опять разжимаются, и мне приходится остановиться на углу Шестьдесят седьмой, чтобы взять себя в руки и успокоиться, прошептать себе что-то хорошее, вспомнить о D’Agostino, о столике в «Дорсии», о новом диске Mike and the Mechanics, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не отхлестать себя по щекам.
По улице неторопливо бредет пожилой педик в кашемировом свитере с высоким воротом, шерстяном шейном платке пейсли и фетровой шляпе. Он прогуливает бело-коричневого шарпея, который нюхает тротуар, чуть ли не вжимаясь в него своей складчатой мордой. Они идут мне навстречу, проходят сначала под одним фонарем, потом – под другим, и я принимаю решение, снимаю плеер и незаметно открываю кейс. Я стою на бордюре рядом с белым «BMW-320i», а педик с шарпеем уже совсем рядом, и я могу рассмотреть его получше: далеко за пятьдесят, пухлый, с непристойно здоровой и гладкой кожей и нелепыми усами, только подчеркивающими его женственные черты. Он одаривает меня игривой улыбочкой, а его шарпей деловито обнюхивает дерево, а потом – мусорный мешок рядом с «BMW».
– Милый песик, – улыбаюсь я, приседая.
Шарпей настороженно смотрит на меня и рычит.
– Ричард!
Мужик смотрит на собаку, потом опять на меня, как бы извиняясь; я чувствую, что он польщен, и не только тем, что я обратил внимание на его собаку, но и тем, что я остановился поговорить с ним о ней. Клянусь, что старый козел раскраснелся, и наверняка у него встало в его широких вельветовых брюках, кажется, от Ralph Lauren.
– Все нормально, – говорю я и ласково глажу собаку, положив кейс на землю. – Это шарпей, да?
– Нет. Шар-пей, – говорит он шепеляво с каким-то странным произношением.
– Шар-пей? – Я пытаюсь повторить его интонацию, по-прежнему гладя собаку по мягкой шерстке.
– Нет, – кокетливо смеется он. – Шар-пей. Ударение на последний слог.
Утаренье на паслетний слок.
– Ну, все равно, – говорю я, выпрямляюсь и улыбаюсь ему по-мальчишески, – красивая собака.
