Билет до Луны | страница 25

После открытия нового детдома с торжественной линейкой и зачитыванием нам наших прав мы разбрелись по комнатам-группам, все еще пахнувшим свежестью ремонта. Группы были одинаковые. Ничего примечательного. Темно-коричневые шкафы. Тумбочки из комплекта к ним и кровати. Все одинаковое. Отличались только покрывала. У каждой группы они были своего цвета. В ожидании праздничного обеда болтали о том о сем, в общем, ни о чем. Кто-то поведал историю перепланировки здания. Якобы здесь погиб рабочий, на которого упала плита. Все сразу оживились. Девчонки ойкали по-старушечьи. Дескать, это дурной знак. Воспитатели просили не сочинять небылицы. Кто-то в шутку начал рисовать могильные кресты. На стенах, на шкафах, дверях — везде были кресты, выведенные черным карандашом.

А через две недели в детский дом пригласили священника, отца Сергия, — освятить здание. Девчонкам стал мерещиться везде мужичок, почему-то всегда одетый в серую фуфайку. Стоило им ночью в туалете взглянуть в зеркало, как там появлялось лицо с косматой бородой. На визг сбегался народ.

— Домовой! Я его видела!

— А может, леший!

— Ну откуда тут леший?! Это же не лес.

— Не лес? А вон, может, ему коряга — целая чаща.

— Нет, это же дух строителя!

— Да? А почему тогда он в фуфайке?

— Да Хозяин это!

— Кто?

— Хозяин этого дома.

Вот так появилась история про Хозяина. Больше всех ее любил рассказывать Ванька, основной приметой которого были лопоухие уши, моментально улавливавшие любой слух, впоследствии им не только пересказываемый, но и дополняемый самыми экзотическими подробностями. Эта лопоухость дала ему прозвище Лопух. У Ваньки Лопуха в этом районе была бабкина дача. Ванька от бабки знал, что место это значилось несчастливым: то молния сюда ударит, то еще что случится.

История про Хозяина гласила, что якобы до постройки детского сада на этом самом месте (ну или рядом) был дом. Стоял он среди сотни других сельских домишек. Это было еще до того, как началась активная застройка многоэтажками. У самого дома была дурная слава. Кто бы ни поселился в нем — исход один. Семьи разваливались. Люди разъезжались, разбегались, не успев обустроиться. Мебель снова упаковывалась, так и не успев припрятать под собой слой пыли. Соседи винили во всех несчастьях сам дом. Дескать, выживал он своих обитателей. Последним жильцом сильно обветшавшего домишки был одинокий старик. Соседи старика не любили за угрюмость. И за странное сходство с его жилищем. За это сходство и прозвали старика Хозяином. Серая фуфайка, которую он всегда носил, сливалась с серыми некрашеными бревнами. Дом покосился на один бок, как и Хозяин, опирающийся на палку.