Билет до Луны | страница 20
Наша психолог оказалась права: эгоизм Ритки рос пропорционально квадрату ее возраста. Сначала список вещей, положенных за отличные отметки, потом — отдельная квартира за успешное обучение в университете. Чтобы купить скромную однушку для дочки, отец Риты уехал на заработки в столицу. Модная мебель, машина, пышная свадьба с воспоминаниями в виде фотографий от известного фотографа в роскошном фотоальбоме — все это было в прейскуранте королевы Марго.
Мне срочно были нужны деньги на подарок. У Любаши приближался день рождения. Личными праздниками нас не баловали: на личное государство не выделяло средств. Но словесно поздравляли воспитатели. Иногда они даже что-то дарили от себя, если ты оказывался в списке любимчиков. А еще в этот день многие ждали родственников. Не ждали только такие, как я, те, у кого их совсем не было. Любу часто навещала бабушка, ветхая, как старый ковер в холле, местами побитый молью. Она опиралась на самодельный рассохшийся от времени посох, плакала и каждый раз напутствовала: «Ты, внученька, слушайся воспитателей». Бабуля жила в низеньком домике на окраине города с пьющей напропалую дочерью, потерявшей страх и совесть, как характеризовала ее сама Люба. Осенью Любу приходили проведать бывшие соседки. Они привозили с собой мешок яблок, сетуя на то, что Файка (Любкина мама) забросила и сад, и огород, и дом. Сад, посаженный дедом, не сдавался. Наплевав на заброшенность и буйство травы, он продолжал плодоносить. А еще соседки в складчину покупали Любке гостинцы и, каждый раз вздыхая, приговаривали: «Эх, такую девку Бог дал дуре, а она пьет, зараза, и не помнит дня вчерашнего и завтрашним не интересуется!»
Люба и впрямь была небесным даром. Ее не мог сделать простушкой ни старенький, застиранный халат — память о доме, — ни тапки, которые почему-то назывались «обувь школьная». Прямой гордый взгляд из-под черных ресниц. Таких черных, что наша психолог как-то возмутилась: «Люба, ну как можно краситься с утра до вечера!» В своих робких мечтах мне хотелось дотронуться до густых длинных волос, всегда упакованных в замысловатую прическу из кос. Не девчонка — королева! Эти женские прически не прибавляли Любашке взрослости. Скорее, они делали ее похожей на скромных юных барышень девятнадцатого века. Мама Любы раньше была парикмахером, от нее дочка многому научилась. Шустрые Любкины руки сооружали прически на головах детдомовских девчонок. Как же мне хотелось взять ее руки с тонкими длинными пальцами в свои. А какие у нее были глаза! Чистые, как небо. Не глаза, а очи!
