Херсонеситы | страница 3
Дионисий был рядом и с интересом наблюдал за принесением жертвы, надеясь как-нибудь узнать, понравилась ли статуэтка Деметре. Поэтому не обращал внимания на людей и звуки, но, почувствовав укол чужого взгляда, обернулся.
Старик в жреческом одеянии стоял за спиной. Дионисию вдруг стало радостно и тревожно: в мире оказался еще кто-то, умеющий Слышать и Видеть.
«Подойди!»
Приказ прозвучал властно, и мальчик, не раздумывая, направился к жрецу.
«Ты меня слышишь? Отвечай».
Губы старика оставались неподвижными, но Дионисий быстро кивнул и повторил вслух:
– Да, я слышу тебя.
Обернулся отец. Увидев жреца, почтительно склонил голову, хотел что-то сказать, но старик остановил его жестом:
– Ха́йре, Гераклеон. Ты пришел к Деметре, так и продолжай беседовать с богиней. А мне позволь поговорить с твоим сыном. – Затем развернулся, приказав на ходу: – Следуй за мной, мальчик.
Подобрав складки гиматия[1], он с трудом опустился на широкую скамью, и Дионисий понял, что жреца мучает боль в искривленной старостью и болезнями спине. Даже увидел ее, пульсирующую, привычную, и, не умея еще сдерживаться, протянул руку.
– У тебя болит здесь и здесь. То, что у всех людей ровное, у тебя скрючено и мешает движению.
Старик согласно кивнул:
– Верно. После удара моя спина утратила былую ровность и нещадно ноет… А в тебе я не ошибся. Как зовут тебя, сын Гераклеона?
– Дионисий.
– Отец не говорил мне о твоих умениях. Он мудр… Каков твой возраст?
– Боги дали меня матери одиннадцать лет назад.
– Хороший возраст.
– Почему хороший?
Дионисий удивился: ему нравилось жить и в шесть, и в восемь лет…
– Ты уже достаточно созрел для серьезных дел, но все еще остаешься пластичным, как глина, – непонятно пояснил старик, но Дионисий уловил его удовлетворение. – И у тебя хороший нрав, – многочисленные морщины неожиданно сложились в улыбку. – Мое имя Епифаний. Я жрец этого храма и служу Деметре.
Дионисий осторожно кивнул. Как вести себя с тем, кто умеет проникать в самую сердцевину твоих мыслей и желаний, он пока не знал.
– Давно ли ты разговариваешь с богами? – приглушенно поинтересовался Епифаний.
Все слова, составляющие вопрос, Дионисию были знакомы, но он уловил какой-то особый смысл в их сочетании и промолчал, чуть приподняв и опустив плечи.
