Тем не менее, идея процентов Сталину понравилась. Начали устанавливаться планы по арестам: годовые, квартальные, месячные. Разрабатывались планы по арестам немецких, английских, японских и прочих шпионов, троцкистов, правых уклонистов, вредителей. Судам спускались сверху планы по вынесению смертных приговоров, двадцатилетних и прочих сроков заключения. Везло тем, кто попадал в суд в конце месяца. К этому времени план по расстрелам, как правило, был уже выполнен, и подсудимые приговаривались к заключению. Тоже самое происходило в Особых совещаниях — судебных органах с быстрой процедурой рассмотрения дел. Там дело рассматривалось без подсудимого, а подчас — и прокурора. Однако вскоре нашли лазейку для перевыполнения плана по расстрелам — начали осуждать на десять лет без права переписки. Эту категорию осужденных уничтожали или сразу же после вынесения приговоров, или же помещали в лагерь, где людей расстреливали или забивали насмерть, когда такое решение принимала администрация.
Попал было под арест и пенсионер Тихон Гаврилович.
— Три дня просидел, — рассказывал он зашедшему проведать Пашке. — На четвертый вывели меня из районного отдела, дали в зубы и говорят: «Молись, дед, богу, что мы план по арестам в этом месяце выполнили!» Ну чем не царский режим?!» Разговор под выпивку шел в коморке Тихона Гавриловича.
— Четыре комнаты в квартире, а жильцов — только я, да старушка-пенсионерка. Раньше, в восемнадцатом, когда мы въехали, жизнь здесь кипела. А теперь всех пересажали! — рассказал старик.
Тоже самое творилось и в пашкиной квартире в Большом Комсомольском переулке. Поначалу квартира, в доме, специально построенном для сотрудников НКВД, была шумной и многолюдной. Затем двое из троих пашкиных соседей пропали. Семьи их выселили. Дольше всех задержалась семья следователя Ивашова. Но в один прекрасный день (вернее — ночь) увезли и его. Жену с детьми вышвырнули в подвал на улице Герцена. Правда, подселяли пару сотрудников, переведенных в Москву из областных управлений, но и они быстро исчезли.
— Бери всю квартиру себе! Тебе по чину положено! — разрешил Пашке начальник хозяйственного управления НКВД.
Так и жил Жихарев один в четырех комнатах, обставив их мебелью из красного дерева и карельской березы, купленной в комиссионных магазинах по продаже конфискованных вещей врагов народа. Ну а в немногие свободные часы Пашка встречался с Тихоном Гавриловичем — за стариком нужен был глаз, да глаз. Слишком много он знал. Попадись где-нибудь, начни рассказывать лишнее — пришел бы конец и Жихареву и Васе Фомину. Поэтому каждый месяц Пашка старался бывать у старика. Он сожалел. Что Ежов услал из Москвы Васю, лишив тем самым Жихарева возможности контролировать слова и действия Фомина. Успокаивало лишь то, что Вася командовал политическим изолятором, лагерное начальство подвергалось репрессиям редко.
