– Ещё как догуляли! Мама даже не дала отцу возможности выбора, хочет он поехать на похороны или нет. Возможно, он бы и сам отказался. В конце концов, похороны нужны не умершим, а тем, кто остался в живых, как ритуал проводов. Если верить, что есть загробная жизнь, то бабушка наверняка была рядом с нами. А если не верить, то ей тем более было без разницы, кто был или не был на её похоронах. Но папа теперь всегда может сказать, что это мама не дала ему поехать. Это было не его решение… Через несколько дней после всех этих событий мы уехали на Гавайи. Плавали в море, смотрели красивейшие виды. Ходили на шоу национальных танцев под открытым небом. Ели печёного поросёнка. Теперь я это все вспоминаю – и мне становится тошно. В семье умер один из самых близких родственников, единственный оставшийся родитель нашего отца, а мы сидели и жрали свинью... Мне мерзко это все вспоминать. Как, впрочем, и многие другие сцены из детства.
– Я очень скучаю по родителям моего папы, – сказала я однажды.
– Конечно, я понимаю, – ответил Андрей и нежно взял меня за руку. – Ты их хорошо помнишь?
– Дедушку совсем не помню, а бабушку очень плохо.
– Как? Тебе ведь было девять лет, когда она умерла?
– Да, но мы их очень редко видели.
– Почему?
– У мамы не ладились отношения с бабушкой. Она старалась свести общение с ней к минимуму.
– В каком смысле?
– Они редко заглядывали к нам в гости. Я этого, естественно, не помню, но папа рассказывал, что когда мы были совсем маленькими, то видели их настолько редко, что когда бабушка и дедушка приходили, мы их пугались, как чужих людей. Кроме того, мама часто устраивала разные сцены во время их визитов. То, вместо того чтобы с ними поздороваться, заявила, что они с папой разводятся, то скандал им устроила, что они пришли на пять минут раньше условленного времени...
– И что тогда было?
– Ничего. С тех пор они либо приходили вовремя, либо просто гуляли какое-то время у дома.
– Гуляли у дома?! – возмутился Андрей. – И папа не сопротивлялся?
– У него не было выбора...
– Ну да, ну да, – согласился муж, зная, что меня он не переубедит.
Разговоры о моем детстве стали неотъемлемой частью нашей жизни. Я говорила, говорила, говорила... Андрей меня терпеливо и с участием слушал. Он понимал, что мне нужно выговориться, вылить это все наружу. Глаза у него раскрывались все шире и шире. Я помню его тяжёлое молчание после того, как я ему рассказала историю с фломастерами. Андрей сначала долго безмолвствовал, а потом сказал:
