— Что? Что случилось! — тревожно воскликнул я.
— Я упала! Я в дверь твою ебаную въебалась мордой. О! Я ссать хочу! — простонала Люсенька.
— Я сейчас обоссусь! — пообещала она. И я верил: она сдержит свое обещание тут же, сию минуту, в комнате, если я не приму срочные меры.
Я, как фронтовой санитар, осторожно поднял ее и отволок, словно раненого пулеметчика, в туалет и бережно, чтобы не повредить стульчак, усадил упавшую и падшую красавицу на него. Мощная струя чуть было не разбила вдребезги мой итальянский унитаз цвета индиго. Вид Люсеньки был жалок, лохмат, одутловат и неприличен. Цвет ее лица тоже был индиго.
Еще вчера вечером, на корпоративном Празднике — Юбилее «Комсомольской правды», в ресторане она танцевала гавот, фокстрот и галоп одновременно в длинном бальном платье не то Кастиль Бежара, не то от Юдашкина. Да и она ли это была? Она! Помнится, мы, по старой привычке, уединились в самом романтичном месте ресторана, в женском туалете, где предались развратному отправлению средней, и самой сладкой, физиологической нужды. Но в двери настойчиво стучали разгневанные перспективные пользовательницы туалета и жалобно вызывали нас оттуда, жалея справить самую быструю, ординарную, малую нужду. Наконец, мы, сопровождаемые беззлобным, веселым улюлюканьем и завистливым смехом, вышли из кабинки и поехали восвояси ко мне домой. Мы смогли бы с успехом совершить соитие и в такси, но это было бы заурядно, по-семейному, без драйва, фантазии и адреналина. Поэтому обошлись заурядным дорожным феллацио. Но во время феллацио ей вдруг захотелось блевать, поэтому пришлось прервать феллацио, остановить такси и блевать. И так три раза.
Дома мы продолжили корпоративный юбилей, но уже в более тесном, но более веселом кругу: вдвоем. Мой бар стремительно пустел. Но кроме бара, бухло у меня, по привычке еще недавно женатого человека, обычно припрятано в разных местах под крышей дома моего. Под диваном я нашел бутылку вискаря. Выпили. Потом танцевали на кухне. Два немолодых, голых, разнополых человека, журналиста, родители взрослых детей. Вот отчего она проснулась среди ночи на полу. Утром Люсенька, бледная и взъерошенная, словно зомби из фильма ужасов, снова и снова блевала, слегка омрачив ревом рожающей ртом лосихи светлую и бодрую радость безмятежного утра. Я же, напротив, чувствовал себя неприлично превосходно, выпив пару баррелей нефильтрованного пива. (Я два раза в месяц играю на гитаре в пивном баре, в паре миль от дома. Со мной расплачиваются нефильтрованным пивом!) Потом я посадил ее в такси и отправил домой, к мужу, на лечение и на воссоединение семьи. А сам остался по-прежнему одинок, как солитер в теплом желудке своего уютного сераля. Через пару часов телефонный звонок прервал мою одинокую, поэтическую, утонченную печаль. Звонил Исаак, веселый, энергичный, бизнесмен.
