— Шкода, если бы ты был чуть больше, я бы примотала рюкзак и тебе на спину, — сказала Кира со смехом довольному щенку, который стоял у двери и махал хвостом. Он чувствовал, что они уходят, и не хотел, чтобы его оставили.
Вскоре они собрали все, что так тщательно подготовили накануне.
— Ну что ж, мы готовы, — объявила Кира, и Мэтти согласно кивнул. Они перешагнули порог. Шкода выбежал вперед и нюхал землю, а они, обернувшись, оглядели большую комнату, которая служила Кире домом с тех пор, как она была девочкой. Она оставляла ткацкий станок, корзины с шерстью и нитями, засушенные травы под балками, развешанные по стенам гобелены, глиняные кружки и тарелки, которые сделал для нее местный гончар, и красивый деревянный поднос со сложной переплетающейся резьбой, который давным-давно вырезал ее друг Томас. На крючках по стенам висела ее одежда, которую она сшила сама. Некоторые юбки и блузки были богато расшиты или украшены разноцветными лоскутками. Сегодня она надела свое простое синее платье и толстую вязаную кофту с пуговицами из маленьких гладких камней. Кира захлопнула дверь, оставляя все это позади.
— Пошли, Шкода, — скомандовал Мэтти, хотя надобности в этом не было. Пес подбежал к ним и напоследок поднял лапу возле порога, на свой манер сообщая: «Я здесь был».
Затем Мэтти повернул туда, где тропа вступала в Лес. Кира, опираясь на палку, последовала за ним, а Шкода, навострив уши, пошел следом.
— Знаешь, — сказала Кира, — я столько раз ходила по лесной тропе между моим домом и нашим селением, — тут она рассмеялась. — Ну, конечно же, ты знаешь, Мэтти. Ведь ты ходил со мной, когда был маленьким.
— Да, много раз.
— Но в Лес я никогда не заходила. Не было нужды. И он всегда немного пугал меня.
Они только вошли в Лес, и сзади еще виднелось светлое пятно поляны и угол домика Киры. Но Мэтти видел, что впереди тропа необычно темная. Он не помнил, чтобы она была такой темной.
— А сейчас боишься? — спросил он Киру.
— Ну что ты, с тобой — нет. Ты так хорошо знаешь Лес.
— Это правда, я знаю.
Действительно, это была правда, но даже когда он произносил эту фразу, он чувствовал себя неуютно, хотя и скрывал это от Киры. Тропа казалась не такой знакомой, как обычно. Он знал, что это та же тропа, повороты были те же. Когда они в очередной раз повернули, поляна за ними пропала и то, что раньше казалось простым и привычным, больше таким не выглядело. Все было немного другим: темнее и очевидно враждебнее.
