– О, что касается его манер, то они безупречны, – ответила Диана. – Он типичный итальянец, высокий, стройный, с оливкового цвета кожей. По-английски он, надо отдать ему должное, говорит очень хорошо: очевидно, получил весьма приличное образование. Глядя на него и разговаривая с ним, вы бы ни за что не подумали, что перед вами преступник, способный безжалостно расправиться с беззащитным стариком. Но если моего бедного отца убил не он, тогда я уже и не знаю, кто мог это сделать.
– Я встречусь с ним завтра в полдень, – произнес Люциан, – а после этого нанесу визит вам, дабы сообщить о нашем разговоре.
Это обещание подвело итог их деловому разговору, но Люциан с радостью задержался бы, чтобы просто поболтать с Дианой. Однако известия, которые он ей принес, настолько выбили девушку из колеи, что она была не в силах поддерживать фривольную болтовню. Голова ее сейчас была слишком занята воспоминаниями о покойном отце и отчаянными поисками возможности отомстить за него, и совершенно не было настроения поощрять устремления, которые, как ей известно, питал Люциан.
Таким образом, все намеки молодого адвоката пропали втуне. Его Дульсинея не нуждалась ни в нем самом, ни в его любезностях, и потому он вынужден был откланяться, оставаясь безутешным влюбленным, что было написано на его лице. Как сказал Шекспир, путь истинной любви никогда не бывает гладким, и Дензил и впрямь встретил слишком много препятствий. Но он утешил себя соображением, что, чем грандиознее приз, тем труднее его завоевать, и потому ему ничего не остается, как исполнить свой долг так, как надлежит истинному рыцарю.
Назавтра в полдень Люциан, вооружившись свидетельскими показаниями Роды и плащом, явился в комнаты на Маркиз-стрит, которые временно занимал граф Ферручи. Он застал итальянца не только готовым принять его, но и полностью осведомленным относительно плаща, о чем, как он честно признался, сообщила ему минувшим вечером Лидия. Кроме того, граф Ферручи был крайне возмущен и сообщил Люциану, что с легкостью опровергнет все выдвинутые против него обвинения. Пока он негодовал в типично итальянской манере, Дензил, не видевший ни малейшей возможности остановить его, пристально разглядывал своего оппонента.
Эрколе Ферручи, как и говорила Диана, оказался исключительно симпатичным мужчиной тридцати пяти лет. Он был смугл, строен и высок, с темными блестящими глазами и густыми черными усами. Он постоянно был настороже, как это свойственно военным, что недвусмысленно указывало на то, что в свое время ему довелось служить в армии. Все это делало его похожим на настоящего героя девичьих грез, и, откровенно говоря, Ферручи таковым и являлся. Его внешность и манеры вызывали восхищение у женщин, при этом он оставался достаточно честным и пылким, как и подобает настоящему мужчине, то есть, как подумал Люциан, казался последним человеком, способным добиваться своих целей недостойными методами – например, убить беспомощного старика. Но Люциана, уже успевшего уяснить, что человек слаб, а внешность обманчива, не могли ввести в заблуждение хорошо подвешенный язык и приятные манеры. Ему нужны были доказательства невиновности, каковые он и попытался получить, едва только Ферручи на миг прервал свое эмоциональное выступление, дабы перевести дух.
