– Ага! – перебил его Люциан. – И на ней была черная сетчатая вуаль в бархатный горошек?
– Именно так, мистер Дензил. Вы знакомы с этой женщиной?
– Нет, но слышал о ней. Она была той самой женщиной, которая навещала Рента на Джерси-стрит. Вне всякого сомнения, Ферручи поджидал ее на заднем дворе.
– Кто такой Рент? – озадаченно спросил Джорс.
– Разве вам не знакомо это имя, доктор?
– Нет.
– И миссис Клиэр никогда не упоминала о нем?
– Никогда.
– А Ферручи?
– Нет. Я никогда не слышал этого имени, – невозмутимо ответил Джорс.
– Странно! – задумчиво протянул Дензил. – А мне представляется, что Рент находится в самом центре этого заговора. Ну ладно, оставим пока его. Прошу вас, продолжайте, дорогой доктор. Что же сообщила вам миссис Клиэр?
– О, она повторила рассказ Ферручи, чуточку приукрасив его, как это свойственно женщинам. Она боялась Майкла, который, находясь под воздействием морфия или спиртного, хватался за нож, грозя убить ее. Дважды ей удавалось обезоружить его, но теперь она устала и окончательно пала духом. Она не возражала против того, чтобы его поместили в мою лечебницу, поскольку граф Ферручи любезно согласился взять на себя все расходы, но желала дать мужу последний шанс. Затем, поскольку было уже поздно, она осталась здесь на ночь. Как и граф, кстати. А на Рождество они уехали.
– Когда они вернулись?
– Примерно через две недели. Они привезли с собой человека, которого оба называли Майклом Клиэром.
– Как он выглядел?
– Старик с седой бородой.
– Он действительно сумасшедший? – прямо спросил Люциан.
– Нет, сейчас он вовсе не сумасшедший. Он всего лишь умственно неполноценен, – прибег к профессиональному термину Джорс, – но тогда он явно повредился рассудком. Морфий разрушил его разум.
– Не спиртное?
– Нет, хотя миссис Клиэр и Ферручи настаивали именно на этом. Клиэр, если мне будет позволено называть его так, действительно вел себя очень буйно и вполне оправдывал желание супруги изолировать его. Она сообщила мне, что он часто воображал себя кем-нибудь другим. Иногда он представлялся Наполеоном, иногда – папой римским. Поэтому, когда после недельного пребывания в лечебнице он стал настаивать на том, что он Марк Рен, я отнес это на счет его очередной бредовой идеи.
– Но откуда, по-вашему, он мог взять это имя, доктор?
– Сэр, в то время газеты взахлеб обсуждали это дело и его загадочную природу. Поскольку в нашей лечебнице имеется читальная комната, я решил, что Клиэр прочел сообщения репортеров и, находясь в помутненном сознании, стал называть себя Реном. Впоследствии он впал в некое коматозное состояние и на несколько недель замкнулся в себе, не произнося ни слова. Он выглядел очень несчастным, напуганным и робко отзывался на имя Клиэр. Естественно, подобное поведение лишь укрепило меня в мысли, что Реном он называл себя во время бредовых галлюцинаций. Но потом ему стало лучше и он вновь заявил, что его зовут Рен. Разумеется, я не поверил. Тем не менее он был так настойчив, что я решил, что дело нечисто, и обратился к Ферручи.
