Однажды, когда мисс Присцилла – по своему обыкновению – задремала после ужина, Диана, сочтя, что в доме слишком душно, предпочла выйти в сад. Люциан последовал за ней. Солнце только что скрылось за вершинами покатых холмов, и ясное небо, исчерченное золотистыми облаками, плывущими к западу, озарилось теплым розовым светом. На востоке же преобладала холодная лазурь, и кое-где на небосклоне уже зажглись первые звезды.
Сад был полон колышущихся теней, которые, казалось, тянутся к нему из темной чащи леса. Вот неподалеку в роще запел соловей, прорезав тишину своими трелями. Чудесные звуки наполнили неподвижный воздух, смешиваясь с первыми вздохами слабого ветерка и музыкальным плеском фонтана. Последний возносил столб серебристой воды на большую высоту, откуда, падая, она орошала соседние клумбы холодным душем. Вокруг царила неизъяснимая красота, радующая глаз и услаждающая слух, – самое время и место для любви. Это вполне мог быть сад Капулетти, а те, кто прогуливался по нему, – бессмертными влюбленными, коих еще не настиг рок.
– Осталось всего три дня, – вздохнул Люциан, медленно шагая по тропинке рядом с Дианой, – а потом мне вновь предстоит возвращение в шумный Лондон.
– Пожалуй, это и к лучшему, – заметила в своей рассудительной манере Диана. – Иначе вы бы заскучали здесь. Но разве вам необходимо возвращаться так рано?
– Я должен – ради собственного душевного спокойствия.
Диана взглянула на него и залилась жарким румянцем, уловив смысл его слов и тон, каким они были сказаны.
Но она быстро взяла себя в руки и присела на старинную каменную скамью, рядом с которой стояла иссеченная непогодой статуя Венеры. Видя, что она упорно хранит молчание, даже невзирая на его откровенные намеки, Люциан, дабы разрешить свои мучения раз и навсегда, решил прибегнуть к мифологии.
– Мне очень жаль, что я не грек, мисс Рен, – неожиданно произнес он.
– Почему? – спросила Диана, изумленная до глубины души неуместностью подобного замечания.
Люциан сорвал розу с куста, растущего подле статуи, и положил на пьедестал.
– Потому что тогда я принес бы жертву богине, прося ее милости.
– И какой бы милости вы просили? – едва слышно спросила Диана.
– Я бы умолял ее в обмен на мою жертву даровать мне любовь одной женщины.
– Скромная просьба. И вы полагаете, она была бы удовлетворена?
– А вы? – спросил Люциан и вновь взял цветок.
– Как же я могу угадать смысл ваших загадочных высказываний?
– Я могу говорить откровеннее, если вы позволите.
