Стук в дверь нарушил печаль Трижды Величайшего, прервав его размышления.
— Входи, входи, — сказал Трижды Величайший, зная, кто пришел к нему. — Входи. Я давно жду тебя.
Это Рахасен явился отчитаться о сделке, которую совершил на земле по воле Трижды Величайшего.
Странен для Трижды Величайшего был этот житель его царства, и потому Трижды Величайший испытывал к нему непонятный для самого себя интерес — нечто вроде любопытства, хотя давно, казалось, не ведал уже никаких чувств, кроме личной печали и редкого наслаждения от зла, совершаемого и по его воле, и без его воли на земле. В том, что зло не умирает, а победно захватывает все новые и новые поколения людей, он, Трижды Величайший, видел свою месть Не Имеющему Имени. Этот Рахасен был любопытен Трижды Величайшему потому, что не был похож на других детей потустороннего царства: мягок был, он будто даже испытывал нечто похожее на сочувствие к грешным душам, горящим в огне неугасимом. В нем, в юном Рахасене, было что-то от прошлого, от тех, с кем когда-то сам Трижды Величайший летал над первозданным миром, еще не знающим греха. Доброта, сострадание — не те качества, которыми должен обладать тот, кто подвластен воле Трижды Величайшего. Иногда у Трижды Величайшего появлялась дерзкая мысль: не согрешил ли вдруг сам Не Имеющий Имени с жительницей тьмы?
Рахасен стоял перед ним, опустив красивые голубые, совсем нездешние глаза.
— Ну, давай, ври, — сказал Трижды Величайший.
— Нет, — ответил Рахасен, — я не вру, я не умею врать…
— Не умеешь? — удивился Трижды Величайший. — Так научился бы на земле, у людей. Не быстро ли ты вернулся?
— Но я сделал то, что ты велел. Я обменялся душой с человеком.
— «Обменялся»! — вскричал Трижды Величайший. — Ты должен был взять расписку, скрепленную его кровью. Без расписки нет сделки. Иначе надо было убить!
— Зачем? — спросил Рахасен. — Мой долг — наказывать души покинувших землю, но не убивать живых. Или я ошибаюсь? Люди сами справляются с этим. Откуда мне знать, как они это делают?
— Ты не знаешь, как убивать? — воскликнул Трижды Величайший горестно. — Что же ты делал на земле, если не узнал даже этого? Ступай прочь! Отправляйся обратно. Исполни все, как положено. Почему ты выбрал именно его? Чем он прельстил тебя, обыкновенный из обыкновеннейших людей? Что он мог тебе передать? Что ты мог взять у него?
— Я не выбирал, Трижды Величайший. Я шел, забрел в какое-то здание и поднялся к нему в кабинет. Ты ведь сам учил: люди все одинаковы, в каждом заложено в одинаковой степени и зло, и добро. Этот или другой, не все ли равно? У всех, ты же учил, Трижды Величайший, души одинаковы…
