Буря | страница 16
(Ложится к Калибану.)
Входит Стефано с флягой в руке.
Паршивый мотив, похоронный. А мы хлебнем и утешимся. (Пьет из фляги и снова поет.)
Вшивая песня тоже; но хлебнем и утешимся. (Пьет.)
Не мучай меня! Ох!
Что такое? Черти объявились? Дикарями-индейцами хотят нас обморочить? Я из моря спасся, не утоп — и четырех ваших ног не испугаюсь. Недаром сказано: "Не уступим дороги никому из дву… четвероногих", и Стефано не уступит, пока дышит ноздрями.
Дух мучает меня. Ох!
Это какое-то местное чудище о четырех ногах, и у него, как видно, лихорадка. Откуда, к дьяволу, знает оно наш язык? Хотя бы за одно за это облегчу его страдания. А вылечить и приручить да привезти в Неаполь, так любому распроимператору лучше подарка не сыщешь.
Калибан
Сейчас у него приступ, и разумных речей ждать нельзя. Попотчую его из фляги; если оно сроду не пило вина, то, считай, тут же и пересечется приступ. Вылечить да приручить — большие тыщи за него взять можно. Уж я заставлю покупщика раскошелиться.
Давай, коток, раскрой роток; замяучишь по-человечьи. Давай, разевай. Оно твою лихорадку перелихорадит, будь спокоен. (Поит Калибана.) Не знаешь ты, кто тебе истинный друг. Разинь-ка пасть опять.
Голос знакомый. Да это ведь… Но он утоп, а это дьяволы морочат. Спаси и помилуй.
Четыре ноги и два голоса — замысловатая зверюга. Передний голос у нее, чтобы петь хвалу друзьям, а задний — чтобы изрыгать на них хулу и поносные речи. Всей фляги не пожалею, только б вылечить. Пей! Ну, будет. Надо и в другой рот тебе влить.
Стефано!
Мое имя промяучило вторым ртом? Свят, свят! Это не зверина, это дьявол. Уйти от греха; с дьяволом я слаб тягаться.
Стефано! Если ты Стефано, рукой дотронься и словом успокой. Тринкуло я — не бойся, я твой закадычный Тринкуло.
А раз Тринкуло, то вылезай наружу. Вытащу тебя за ту пару ног, что пощуплей. У Тринкуло ножки курьи, вот эти. (Вытаскивает его из-под дерюги.) А и в самом деле Тринкуло. Каким же родом тебя эта зверюга выродила? Она что, Тринкулами щенится?