– Как думаешь, какое жилье подыскивать? – спросил Даррен, беря с кофейного столика ручку и листок бумаги.
Разговор происходил в его квартире. Впрочем, мы с ним по большей части проводили время в его квартире. Наверное, потому, что она была больше и до метро ближе. Да и для Энни у него имелась собачья кроватка. Энни ее очень любила, но она была велика, чтобы каждый раз таскать ее из одной квартиры в другую, а покупать еще одну – дороговато.
– С посудомоечной машиной, – ответила я, водрузив ноги в носках на столик. – Светлое. И большое, на сколько денег хватит.
Он кивал, быстро записывая.
– Добавляю: недалеко от метро, с хорошими ресторанами и магазинами поблизости и с двумя спальнями.
– Двумя спальнями? – удивилась я, и ноги мои сами собой упали со столика на пол.
– Хм, одна для гостей, – пояснил он, не глядя на меня.
Но я почему-то подумала о детях. Съезжаться с Дарреном – это совсем не то, что съезжаться с тобой. Тут дело намного серьезней. Было такое чувство, будто мы брали обязательства друг перед другом. Словно делали еще один шаг к обручению.
В выходные мы ходили смотреть варианты жилья. Даррен ни за что не позволил бы нам поселиться в квартире, которая, по его мнению, не идеальна. Агент по недвижимости готов был нас убить.
– Думаю, это то, что надо, – заявила я Даррену в одно апрельское воскресенье.
Квартира была в доме довоенной постройки, расположение комнат на первый взгляд казалось беспорядочным, с коридорчиками, нишами и арочным проходом, ведущим на кухню. Располагалась на втором этаже, и в большей спальне была неоштукатуренная кирпичная стенка.
– Мне очень нравится, – добавила я.
– А мне ты очень нравишься.
Я засмеялась и шлепнула его.
– А квартира?
– Тоже. И не только потому, что она нравится тебе.
– Отлично, – сказала я.
В тот же день мы подписали контракт, а через три недели переехали. Наснимали кучу фотографий, и я поместила наши улыбающиеся физиономии в «Фейсбуке». Отправились в магазин «Кровати, ванны и прочее» и накупили всего самого забавного: копилку в форме сдобной булки, заварочный чайник с вылепленным лицом, занавеску для душа, на которой нарисована занавеска для душа, где в свою очередь нарисована занавеска для душа, и так далее до бесконечности.
– Mise en abyme, – сказала я.
Даррен посмотрел на меня так, будто я заговорила на чужом языке, впрочем, он не ошибся.
– Принцип матрешки, – пояснила я. – Образ в образе, снова и снова.
– Я не знал, что это так называется.
