Я вспомнила наш разговор полуторагодовой давности, когда я призналась, что не хочу любить никого, кроме тебя. Да, чувства мои с тех пор сильно переменились.
– Все может быть, – ответила я брату.
– Что ж, я рад за тебя, хотя в Рождество буду скучать по тебе.
В голосе Джея я почувствовала легкую усмешку.
– Я тоже. Очень скучать. Но когда вернусь, обязательно увидимся. Как насчет совместного завтрака в первый день нового года? Ты, Ванесса и мы с Дарреном.
– Неплохая мысль. Я уже предвкушаю.
На прошлой неделе мы с Дарреном съездили к моим родителям: мне нужно было забрать лыжные штаны, шлем и защитные очки.
– Даррен – неплохой мужик, – сказал мне отец. – Жаль только, что в Рождество не увидимся, но бог даст, будущий год встретите с нами. И Пасху тоже.
– А что, отличная мысль, – улыбнулась я.
В общем, Даррен моим родственникам понравился, и мы с ним бывали у них гораздо чаще, чем с тобой. Не знаю почему. Возможно, потому, что нам хватало друг друга, мы ни о ком больше не думали. Наш же с Дарреном мир включал в себя всех родных и знакомых, хотя организацией наших выходов в свет и приемом гостей занимался в основном он – именно он отмечал в календаре, куда пойти, с кем повидаться, чтобы на всех хватило времени.
А уж эту нашу поездку он ждал с огромным нетерпением. Составлял бесконечные списки, чтобы, не дай бог, ничего не забыть, и только проверив и перепроверив все чемоданы, объявил, что к отъезду мы готовы, за день до Рождества можно отправляться. А потом подцепил грипп.
Двадцать третьего декабря из носа у него потекло, появился кашель, и спать в тот день он отправился пораньше, надеясь, что к утру станет лучше. Мы еще раньше договорились, что перед отъездом я приеду к нему, останусь ночевать, а на следующий день мы отправимся в аэропорт. В итоге мне пришлось устроиться у него в гостиной и смотреть «Эту удивительную жизнь». В постель я легла только после полуночи, когда он уже три часа как спал. Я прижалась к нему, пытаясь согреться, и тут поняла, что у него высокая температура. Я прижалась губами к его лбу, как всегда делала мама, когда мы с братом заболевали. Лоб горел.
Даррен открыл глаза, и в полумраке я разглядела, что взгляд у него какой-то мутный.
– Даррен, – прошептала я, – ты весь горишь. Тебе плохо?
Он долго и мучительно откашливался:
– Вообще-то, не очень. Голова болит. Думаешь, у меня жар?
Я отправилась за градусником, я знала, что он лежит в шкафчике с лекарствами. Измерила температуру – оказалась 102,4.
