Раз она заговорила о матери, подняв запретную тему, видимо, случилось что-то в самом деле серьезное.
— Я стояла за полками. Ты ведь знаешь магазинчик Алоиза, представляешь, сколько там всего нагорожено?
— Я покупаю там сигареты.
— В какой-то момент слышу, как Алоиз и Луиза Вальднер…
— Бабища, которая принесла нам песочный пирог с черникой, когда меня выписали из больницы?
— Она самая.
— О чем они говорили?
— Чесали языком.
Я закрыл глаза.
— Что они сказали?
Она ответила еле слышным шепотом:
— Что это ты во всем виноват.
— А потом? — сухо осведомился я.
— Потом? Потом я вышла из-за полок. И давай их костерить. А эта хавронья сказала: ты, мол, языком-то трепать сильна, но всем ясно, что твой муж — убийца.
Убийца.
Вот именно. Убийца.
— И?..
Аннелизе широко раскрыла глаза:
— По-твоему, что я должна была сделать? Я забрала Клару и ушла. Господи боже мой, будь моя воля, я бы им выцарапала глаза. И знаешь, что я тебе скажу? Жаль, что я их не прибила. Сначала ее, потом этого… — Она зарыдала. — Мне жаль, мне так жаль…
— Не переживай. Ничего страшного. Люди… сама знаешь, каковы они.
— Госпожа Вальднер… Она прочла молитву на похоронах моей матери.
Мне пришел на память рассказ Вернера. То, что госпожа Вальднер сказала обо мне, — цветочки по сравнению со слухами, какими делились любезные обитатели Зибенхоха над могилами Эви, Курта и Маркуса. Я крепко обнял жену.
— Как это восприняла Клара?
— Ты ее можешь понять, нашу девочку?
Я улыбнулся:
— Я понимаю только то, что люблю ее. Этого довольно.
2
Остаток дня я вел себя терпеливо, раскованно и абсолютно неискренне.
Помогал Кларе месить тесто для штруделя, весело болтал с Вернером, который чистил яблоки.
Я целый день был тем, что называется cool[26].
Когда восхитительный аромат сладкого пирога заполнил кухню, а Вернер собрался уходить, я, воспользовавшись случаем, предложил подвезти его до Вельшбодена.
— Хочешь услышать конец истории? — спросил он, когда мы сели в машину.
— Лучше побыстрее вернуться к Аннелизе. Загляну к тебе вечерком, если не возражаешь.
Когда мы приехали, Вернер сказал:
— Только не делай глупостей, Джереми.
Я попрощался, дал задний ход, выехал из имения и на полной скорости направился к крошечной лавочке Алоиза. Я не собирался делать глупости. Я просто хотел дать ему в морду.
Меня остановило сверкание проблескового маячка в зеркале заднего вида.
3
Лицо, показавшееся в окошке, было мне знакомо, как лица почти всех деревенских жителей, но, как и во всех остальных случаях, имя припомнить не удавалось.
