Уже стемнело, когда мы подошли к дансингу. Снопы света падали на тротуар из широких окон второго этажа, и под дразнящие звуки танго на белых занавесках ритмично двигались тени танцующих. Потом оркестр смолк, послышались жидкие аплодисменты.
И тут я опять увидел Эвелин. Она стояла в полосе света напротив входа в зал. Скорбным и вместе с тем почти завистливым взглядом провожала она двух девиц легкого поведения, поднимавшихся с веселым щебетаньем по сверкающей лестнице. Но заметив, что на нее смотрят, она быстро наклонилась к ребенку, и, обняв его за плечи, шагнула в темноту.
_____
Жаркое утро. Поодиночке и группами люди понуро сидят во дворе, словно на похоронах. Кое-кто, развязав узелок, неторопливо закусывает. Несколько человек прикорнули у стены, подложив под голову грязные тюрбаны. У ворот торговец бетелем и бири бойко кричит, расхваливая свой товар. У водоразборной колонки вытянулась очередь — всем смертельно хочется пить… Бродячий писарь неумолчно стучит на машинке. Пот струится по его щекам, но у него нет времени утереть лицо. Несколько тощих седобородых джатов, опершись о длинные бамбуковые палки, терпеливо ждут, чтобы он перепечатал их бумаги. Натянутый над писарем грязный кусок брезента хлопает на ветру. А сынишка писаря, примостившись на круглой циновке у его ног, повторяет урок, читая по складам английский букварь:
— Си-эй-ти, кэт — кошка… Би-эй-ти, бэт — дубинка… Эф-эй-ти, фэт — толстый…
Несколько чиновников в белых рубахах с расстегнутыми воротниками и с толстыми папками под мышкой важно шествуют через двор и скрываются в дверях канцелярии. На ветхом стуле у входа, подвернув под себя ноги, восседает рассыльный с широким белым поясом поверх форменной куртки. Тупо глядя перед собой, он что-то бормочет под нос и кивает себе головой. Двор залит ярким сентябрьским солнцем. Из развесистой кроны одинокого дерева посреди двора несется звонкое чириканье воробьев. Несколько ворон важно расхаживают по крыше. Старуха с трясущейся головой и сморщенным, как печеное яблоко, лицом ковыляет по двору и расспрашивает всех, получит ли она землю умершего сына, которую он переписал на ее имя…
А внутри здания, в обширной канцелярии жизнь идет своим чередом. Чиновники уже свалили в кучу папки с делами и неторопливо пьют чай. Один из них, мерно жестикулируя, читает вполголоса свои стихи, написанные на форменном бланке, а его товарищи, пряча язвительные улыбки, слушают, нисколько, однако, не сомневаясь, что стихи эти списаны из какого-нибудь старого номера «Шамы» или «Бисвин Сади»
