— Вы сошли с ума! — закричал он. — Если б вас узнали, спектакль мог быть сорван.
— Я хорошо подшутил над Полакко, — сказал Энрико. — Он не знал, что я могу так хорошо петь басом.
(Джеральдина Фаррар, которая хорошо помнит этот случай, говорит, что публика никогда не замечает внезапных изменений в либретто и действии: «Однажды, когда я выступала в «Богеме» с Бончи, — рассказывала она, — последний потерял голос. Я пела третью часть партии за него, и публика не обратила на это никакого внимания».)
После этого «tour de force»[7] компания «Victor» попросила Энрико записать арию с плащом. Естественно, что ни он, ни мистер Чайлд не согласились на ее выпуск в широкую продажу: это раритет, известный лишь в узком кругу коллекционеров.
— Поступить иначе, — улыбнулся Энрико, — было бы неблагородно по отношению к басам.
Однажды в подобной ситуации он выручил свою хорошую знакомую — певицу Луизу Тетраццини. Она потеряла голос перед очень важным концертом и позвонила Энрико, прося его помочь. Он предложил ей заехать к нему перед выступлением. Луиза пришла, одетая в белое атласное платье, украшенное блестками. С плеч ее спадала горностаевая накидка. Ее полное лицо, обрамленное массой золотисто-желтых локонов, и сама она, казались круглыми, как мяч.
— Я не могу даже говорить, — прошептала она, когда мы провели ее в ванную комнату.
Энрико усадил ее на край ванны, где она сидела, похожая на надутого голубя, в то время как сам он готовил жидкость — смесь эфира и йодоформа, к которой он прибегал в критических случаях. Это средство не излечивало полностью, но часа на три восстанавливало голос. Картина была незабываемой — два знаменитых певца занимались необычным делом. Она балансировала на краю ванны, сидя с плотно закрытыми глазами и широко открытым ртом, и постоянно произносила:
— А-а-а-а-а—а-а-а-а.
Энрико, надев большие очки, с видом знатока внимательно рассматривал ее горло и нажимал на баллон пульверизатора.
За две недели до отъезда в Канаду Энрико записал в Кэмдене последнюю в своей жизни пластинку. Он пел соло из «Messe Solennelle» («Торжественной мессы») Д. Россини.
В поезде на пути из Монреаля в Торонто
Вторник, 28 сентября 1920года
10 часов утра
Милая Дора!
Закрывшись в купе, могу начать писать тебе письмо...
Я не ожидал такого колоссального успеха, так как чувствовал себя простуженным. Думаю, что только низкое кровяное давление не позволило мне нервничать, и я был очень спокоен, даже не попробовал голоса. Как я уже сказал, успех превзошел все ожидания. Меня ожидало около десяти тысяч человек в зале и вне него. Встретили бурей аплодисментов. Я был тронуг. Начал петь арию из «Богемы», которую приняли громом рукоплесканий. Меня заставили три раза повторить ее. Публика требовала еще, но я отказался, потому что предстояло спеть еще две вещи. Все были в отличном настроении весь вечер.
