Энрико Карузо: легенда одного голоса | страница 76



—  Что это такое? — спросил он.

С лица его слетело выражение удовлетворения и непринуж­денности: оно превратилось в непроницаемую маску.

— Мне жаль, мадам, но я не могу здесь рисовать. Пожалуй­ста, уберите спагетти. - Затем он добавил с улыбкой: - Спагет­ти, как вы знаете, предназначены для кухни, а я еще не голоден.

Испуганные организаторы ярмарки немедленно заменили украшения. По дороге домой он довольно печально сказал мне:

— Они не понимают, чем оскорбили меня, потому что мно­гие думают об итальянцах именно так. Меня удивляет, что та­кие славные люди могут вести себя так бестактно и допускать подобные ошибки. Временами я скучаю по своей прежней жизни в Синье.

Вскоре Энрико предстояло отправиться в одно из самых продолжительных своих турне. В течение месяца он должен был выступить с концертами в Монреале, Торонто, Чикаго, Сан-Паулу, Денвере, Омахе, Талсе, Форт-Уорте, Хьюстоне, Шарлотте и Норфолке. Он согласился снять помещение в оте­ле «Вандербильт», и мы поехали на несколько дней в Нью- Йорк, чтобы отдать последние распоряжения. Апартаменты находились на последнем этаже и имели надстройку над кры­шей. Их построили для личных целей Альфреда Вандербильта. Стены огромного салона, отделанные парчой красного цвета, были превосходным фоном для коллекции редкостей, собран­ной Энрико. Он сразу же выбрал место для превосходного средневекового буфета в промежутке между двумя высокими окнами, а над ним планировал повесить любимый мраморный барельеф Мадонны работы мастера XV столетия. Последние дни в Истхэмптоне Энрико посвятил репетициям с Фучито, проходя программу концерта. Эти концерты, услышанные мною в студии, были наверняка интереснее тех, которые слы­шала публика. Здесь, свободный от волнения перед залом и не утомленный поездкой, Энрико пел для собственного удоволь­ствия и голос его звучал по-юношески свежо. Он рассказал то­гда в студии об удивительном случае, совершенно неведомом публике. Он могбы петь баритоном и даже басом с таким же ус­пехом, с каким пел тенором. Он от души смеялся, когда расска­зывал, как, используя свои способности, выручил однажды приятеля-баса Андреса де Сегуролу во время спектакля «Боге­ма» в Филадельфии. Еще в поезде Андрес внезапно охрип. Дублера на роль Коллена не было, и потеря голоса означала в дан­ном случае непоправимую беду. Энрико рекомендовал прияте­лю беречь силы для арии «Vecchia zimarra» («Старый плащ») в четвертом акте. Но, выйдя на сцену, Андрес не смог последо­вать совету Энрико и после третьего акта вышел за кулисы, дрожа от волнения, так как хрипел, как ворона. Полакко, дири­жировавший оперой, не зная об отчаянном положении баса, дал сигнал начать четвертый акт. Он увидел, как на сцену вы­шел Коллен. Лицо его закрывала низко надвинутая шляпа. Он вышел на передний план, неся с собой стул, снял плащ и, по­ставив одну ногу на стул, запел знаменитое «Прощание с пла­щом». После арии долго аплодировали. Коллен ушел. На сцену вышел Рудольф-Карузо, и акт закончился, как обычно. Как только занавес опустился, в уборную Энрико влетел взбешен­ный Полакко.