Отель «Севилья»
Гавана. Куба
28 мая 1920 года 15 часов
Моя дорогая Дора!
С тех пор, как я здесь, у меня не было такого ужасного дня. Не могу понять, что со мной происходит. Я очень нервничаю. Ничего не хочется делать. Не хочу никого видеть. Я со всеми груб. Все меня раздражает. Думаю, что во всем виновата погода. Небо затянуто облаками. Духота невозможная. Я устал находиться здесь. Хочу бежать отсюда к моей дорогой Доре. Здесь очень шумно и нет ни минуты отдыха. Автомобили и трамваи шумят и гудят непрерывно — день и ночь. Вообрази мое состояние. Сегодня вечером пою «Тоску» и, если не успокоюсь, не ручаюсь за успех. Надеюсь, к вечеру все будет хорошо, особенно, если получу телеграмму или письмо от тебя, так как пока ничего не пришло.
17 часов.
Кричу, как помешанный: «Ура!! Уррррррааааа!!!»
Получил от тебя три замечательных письма. Твой Рико.
Отель «Севилья»
Гавана. Куба
29 мая 1920 года 2.30 утра
Дорогая моя Дора!
Пишу тебе после спектакля и ужина. Я начал петь в хорошем настроении и первую арию спел превосходно. Публика с энтузиазмом аплодировала. Дуэт с Тоской, который здесь никогда не пели по-настоящему, потому что тенора всегда сохраняют силы для арий, был оценен по достоинству. Во втором акте, как ты знаешь, для тенора мало работы. Третий акт стал кульминацией вечера. Арию «Е lucevan le stelle» («Горели звезды») приняли восторженно. Требовали бис, но я продолжал «плакать» и оркестр начал играть под крики публики. Финал акта прошел хорошо, и все, спетое мной, публика встречала одобрительно. Все говорят, что никогда раньше не слушали оперу, а только арию третьего акта, потому что знали только ее. Кубинцы, которые слышали меня в Нью-Йорке, твердят, что я никогда не пел лучше. Правда, люди говорят подобное уже 27-й год. Я выиграл еще одну битву. Надеюсь завоевать всю страну. Устал. Спокойной ночи.
Целую. Хочу умереть рядом с тобой. Рико.
Отель «Севилья»
Гавана. Куба
Понедельник, 31 мая 1920 года 1.30 утра
Милая моя, дорогая Дора!
...Я пошел в театр и показал телеграмму Бракале. Он чуть не упал в обморок. Сказал, что поедет со мной в Нью-Йорк и будет умолять тебя принять предложение, потому что, как он говорит, нельзя выбрасывать в окно 200 000 долларов. Я успокаивал его, как мог, и, кажется, успокоил. Затем я стал готовиться к спектаклю. Ты не можешь себе представить, как я был взволнован. Но я пел в «Паяцах» так, что удивился сам, а всех остальных буквально свел с ума. Никогда не слышал, чтобы люди так кричали, как на этом спектакле...
