О последних спектаклях он писал так:
«Сила судьбы»... В тот момент, когда я отбросил пистолет в конце первого акта, тот, кто должен был выстрелить, не сделал этого, и я громко крикнул: «Буууумммм!!!» и так... убил отца Леоноры!!! Можешь себе представить, как смеялась публика. Одно это обеспечило успех спектакля, так как все пришли в отличное настроение. Твой Рико очень хорошо спел арию и был награжден продолжительными аплодисментами. После дуэта, в конце которого я падаю, мне пришлось шесть раз «раненому» выходить на вызовы. Надо было видеть лицо баритона Страччари после наших дуэтов. Он выглядел очень рассерженным, потому что публика явно не одобряла его пения.
«Кармен»... В дуэте четвертого акта я поразил всех. Сам не знаю, откуда у меня взялось столько голосовой мощи и драматизма... Вызовам не было конца, и мне пришлось сказать «Desculpame, tengo mucha hambre у los applausos que V.S. me prodigan non me sotisfan por esto ve mego de ir a la cama», что означает: «Простите меня, я очень голоден, а ваши радушные аплодисменты не в силах утолить мой голод, поэтому я прошу вас идти по домам».
Ты знаешь, моя дорогая, каким счастливым ты сделана меня на 21-м месяце нашей совместной жизни. Глория!! Ты увенчала мою славу! Моя Глория! Я более, чем счастлив...
Нежно целую тебя и Глорию. Только ваш Рико.
Энрико отсутствовал в течение шести недель. Мы решили, что «Билтмор» расположен слишком далеко от «Метрополитен», и, перебрав несколько гостиниц, я остановилась на отеле «Вандербильт» на углу 34-й стрит и Парковой авеню. Договорившись обо всем, я отправилась в Истхэмптон. Обычно после возвращения Энрико мы принимали некоторые приглашения, и потому я решила взять с собой драгоценности. Я поместила их в переносной сейф, который поставила на камине около кровати, заперла его и спрятала ключ. Весна в том году была поздней — дни стояли холодные и мрачные, и почти каждый день случалась гроза. Однажды вечером мы с братом и его женой сидели в комнате после обеда, когда вдруг необычайно сильно ударила молния и потух свет. Франк — дворецкий, прислуживавший за столом Энрико в течение ряда лет, — зажег свечи в латунных подсвечниках на камине. Каждый удар грома сотрясал оконные рамы, а по стеклам текли дождевые потоки. В этой обстановке разыгрались события, как бы сошедшие со страниц, описывающих похождения Ника Картера[6]. Все началось с того, что зазвонил дверной звонок и через пару минут Франк сообщил, что со мной хочет говорить Фитцджеральд. Последний вошел в комнату. С его плаща стекали струи воды.
