— Я не хочу брать деньги за то, что доставляет мне большое удовольствие. Моя работа — пение. Мы друзья — и я буду рисовать даром.
Однажды во время прогулки мы увидели в витрине магазина автографов шарж на президента Вильсона, нарисованный Энрико. Я вошла в магазин узнать цену. Энрико был восхищен, услышав, что шарж стоит семьдесят пять долларов.
— Это щедрая плата за десятиминутный труд, - сказал он. Стоит бросить пение, чтобы посвятить себя рисованию.
Он вырезал все карикатуры на военные темы и наклеивал их в альбом. Когда его увлечение получило известность, ему стали присылать их отовсюду. Но особенно ценил он те, которые доставал сам. Он был совершенно счастлив, когда вырезал, клеил или рисовал, то есть делал что-то своими руками. Книги его практически не интересовали, и он их не читал. В спальне у него хранился потрепанный томик, который он иногда просматривал. На мой вопрос, что это за книга, он отвечал:
— Это книга о вещах и явлениях. Ты знаешь, я ведь почти не учился в школе.
Как-то потом я заглянула в эту книгу и увидела, что на ее титуле рукой Энрико была сделана загадочная надпись: «Эту книгу подарил мне человек, у которого был вырван язык».
В конце молчаливого дня, предшествующего спектаклю, приходил Фучито и Энрико в течение получаса распевался.
Я сидела в студии и слушала его. Он ходил взад-вперед по комнате, держа в руках чашку кофе, и в полный голос пел трудные вокализы. Часто говорят, что Карузо не волновался во время пения. Это неверно. Он говорил, что всегда волнуется, а тот, кто хвастает, что никогда не волнуется, не артист, а лгун или дурак.
Энрико всегда очень внимательно относился к деталям грима или костюма и требовал, чтобы все было исторически верно. Очень неудобным находил он грим Элеазара в «Еврейке» - и не столько потому, что ему мешали густые брови и длинная борода, а потому, что следовало соорудить на лице большой восковой нос. Это очень беспокоило его.
— Как я буду петь с такой штукой? — загримировавшись, сказал он. - Я чувствую себя очень неуютно, а эта борода меня просто ужасает. Дайте ножницы. Я ее обрежу.
Марио и Дзирато потупили глаза и промолчали. Несчастные гример и костюмер, к которым его слова были обращены, попятились и умоляюще посмотрели на меня.
Я обняла Энрико за плечи и улыбнулась ему в зеркало.
— Хорошо, что ты пришла, Дора, - сказал он.
Он сразу успокоился и попросил сигарету, которую медленно выкурил (через длинный черный мундштук), улыбаясь мне. Окончив курить, он подошел к умывальнику, набрал полный рот соленой воды и прополоскал горло. Марио достал табакерку со шведским табаком, из которой Энрико взял щепотку, чтобы прочистить ноздри, затем выпил рюмку виски и съел четверть яблока.
