— Может быть, привезти его завтра?
— У вас будет для этого достаточно времени в течение недели.
Ночью в субботу у Энрико начался бред. Он все время бормотал:
— Соль, перец... Перец, соль...
Я боялась коллапса, потому что никакие меры не приводили к снижению температуры. Я велела Марио, чтобы тот принес бокал виски. Энрико медленно выпил его. Через несколько минут он начал так сильно потеть, что простыня буквально прилипла к его телу. Температура стала снижаться, и он уснул. В ту же ночь я пришла к выводу, что не могу брать целиком на себя ответственность за его жизнь. Я позвонила в Неаполь его брату Джованни и сказала, что отказываюсь ждать еще четыре дня до помещения Энрико в клинику, просила его заказать специальный вагон из Неаполя в Рим, снять комнаты в отеле «Везувий» в Неаполе, где мы остановимся на ночь, и немедленно приехать в Сорренто, чтобы помочь нам. Рано утром в воскресенье прибыл Джованни, а в полдень мы отплыли в Неаполь.
Энрико лег спать с температурой 40 градусов, но утром я нашла его сидящим в постели. Он попросил привести Глорию, немного поиграл с нею, поцеловал и отпустил. Это было 1 августа, когда в Неаполе очень мало людей. Я вышла на балкон и наблюдала, как мальчуган внизу ел арбуз.
— Хорошая вещь - арбуз, — сказал Энрико. - Ешь, пьешь и умываешься.
По улице прошло стадо коз, потом продавец лимонов... В комнате было прохладнее.
— Я опущу шторы, и ты, может быть, уснешь, — сказала я, как вдруг Энрико испуганно посмотрел на меня и вскрикнул. Марио сразу же побежал искать врача. Все повторялось, как в рождественские дни. Энрико вскрикивал при каждом вздохе. На этот раз эфира не оказалось, и я могла помочь ему только тем, что вытирала его вспотевшее измученное лицо. Вернулся Марио и сказал, что все посыльные отправлены за врачами, но большинство медиков выехало на лето за город. Испуганный хозяин отеля пришел сообщить, что он велел известить все больницы и что кто-нибудь из врачей обязательно придет. Но... никто не шел.
Спустя час Энрико стонал, как измученный зверь: его голос больше не походил на человеческий, а стоны превратились в протяжный вой. Прошло два часа, но врачей все не было. Я умоляла Джованни привести зубного врача, ветеринара или медсестру — любого, кто мог бы ввести морфий. Казалось невероятным, что в таком большом городе, как Неаполь, где все преклонялись перед Карузо, ни одна душа не могла прийти к нему на помощь и облегчить его страдания. Энрико мучался уже четыре часа, когда пришел первый врач, но, увы, без морфия!!!
