— Как медицинские сестрички в свежих халатах, — сказал Сафронов.
— А мне они напоминали раненых, забинтованных с ног до головы. Подошли, бедняги, поддерживая друг дружку, а дальше шагнуть — сил нет.
Сафронов заметил, что говорит он об этом неохотно. Да ему и самому о работе, о том, что связано с нею, вспоминать сейчас не хотелось.
— Вот я тут лежал, и мне всякие занятные мысли приходили, — начал Штукин, садясь на своего конька. Любил он порассуждать, пофилософствовать. — Мы спасаем людей, оперируем, ставим на ноги, возвращаем в строй, с тем чтобы они снова попали к нам.
— Не все, — не удержался Сафронов.
— Но большинство, — повысил голос Штукин. — Есть данные о том, что медики возвращают в строй свыше семидесяти процентов раненых.
— Честь нам и хвала.
— Да не об этом я, это бесспорно. И задача у нас такая, и мы обязаны, и наш долг, и так далее и тому подобное. Но очень жаль людей, — неожиданно повернул он. — Такие славные ребята — и гибнут или становятся инвалидами. Да, да, да, войны бывают справедливыми и несправедливыми, без них пока что не обойтись, но все-таки какая это противоестественная штуковина — война.
— Товарищ капитан Сафронов! — послышался раскатистый голос. — Вас к начальнику штаба!
НШ Царапкин исполнял свое дело четко. Распорядок дня уже действовал: подъем, команды, отбой. Во время операции НШ как бы отошел на второй план, его и не видно и не слышно было. Сейчас он вновь вышел вперед, будто соскучился по работе и решил наверстать упущенное. Команды сыпались одна за другой: вызовы, задания, приказания, распоряжения. К Сафронову он по-прежнему был благосклонен и потому вызвал его лишь один раз.
— Рапортичку движения раненых по дням.
— Мы ж давали.
— Сель — уточнение. И еще боевое донесение с характеристикой каждого подчиненного. Как там тот офисер, что я рекомендовал?
— Кубышкин? Нормально.
— Не дергается? (Он так и спросил: «Не дергается?»)
— Да как-то не замечал. Не до того было.
— А остальные?
Сафронов вспомнил о своих претензиях к Лепику, но не сказал о них.
— Работать можно.
— Ни задерживайте. Документы еще обработать нужно.
НШ произнес это тоном человека, уверенного в необычной, почти государственной важности своего дела.
Вернувшись к себе, Сафронов попросил сестру:
— Люба, посчитайте по дням, сколько там и каких прошло через нас.
Заметив ее недовольный взгляд, объяснил:
— НШ требует. Мне тоже писать надо.
Он сел напротив палатки, раскрыл планшет, достал блокнот, карандаш и тут заметил, что у него дрожат пальцы. «Вот ведь как. Значит, я еще не восстановился. Нервы еще не успокоились. Мы ж шесть суток почти не спали».
