— Кубышкин! — напрягая все силы, крикнул Сафронов.
Фельдшер долго не появлялся, затем высунул голову из тамбура, огляделся, точно попал в темноту и не видел, кто его кличет, наконец разобрался, вышел и медленно на своих кривых ногах приблизился к Сафронову.
— Вот что, — произнес Сафронов, — там, кажется, шоколад трофейный достали. И еще чаю самого крепкого… Ты попроси. Ты скажи: люди, мол, падают от усталости.
Кубышкин передернулся и двинулся бочком от Сафронова.
— Ты вот что, — окликнул его Сафронов, — в случае заминки разыщи замполита.
Сделав несколько шагов, он почувствовал такую слабость в ногах, что едва не упал, и ухватился за ствол ближайшей березы.
«Что такое?» — мысленно укорил он сам себя.
Он заметил санитаров, возвращающихся из перевязочной, окликнул:
— Галкин, сруби-ка мне палочку! Ногу подвернул.
Сафронов солгал, но не устыдился своей лжи, потому что слабость насторожила его; ноги дрожали, и им требовалась помощь. Никто не должен видеть его слабости.
— Может, подсобить? — спросил Галкин, подавая ему березовый батожок.
— Ничего. Справлюсь.
Опираясь на палку, Сафронов двинулся к палатке. Вокруг нее опять появились раненые. Они переговаривались, покуривали и, судя по всему, чувствовали себя неплохо.
«Откуда же они? — удивился Сафронов. — Мы ж только что всех отправили… Неужели новые?»
На какую-то секунду он забыл, что война идет, поступление продолжается.
— Ну, что у нас тут? — спросил он у Любы, появляясь в палатке.
Тяжелых было немного — всего три человека. Зато во второй палатке у Стомы «полная коробочка». И все они нуждались во врачебной помощи, их нельзя было просто вот так, с маху, эвакуировать в госпиталь.
«Нет, — остановил себя Сафронов. — Не пойду к хирургам. Они и так знают, что к ним очередь». Сафронова негромко окликнули:
— Товарищ гвардии…
Галкин виновато улыбнулся, переступил с ноги на ногу.
— Товарищ капитан, я сбился… Там ваш дружок, капитан Штукин, приболели.
Штукин лежал в палатке хирургического взвода с закрытыми глазами. Сафронов хотел уйти, думая, что он уснул, но тот открыл глаза.
— Видимо, я чересчур переутомился. — Он надел очки и после паузы объяснил: — Доконал-таки меня эфир проклятый.
— Что же не сказал?
— А-а… А ты что с палкой?
— Да так, — уклонился от ответа Сафронов, преодолевая в себе желание сесть рядом с другом, вот так же снять сапоги, расслабиться.
Разговор не клеился.
— Опиши вот такое — скажут: неинтересно, — неожиданно произнес Штукин.
— А чего тут интересного? Раненые, операции, кровь.
