Приближающиеся шаги прервали его размышления.
— Я не по азимуту. Мне указали направление, — сообщил подходивший Штукин. — Помешал раздумьям?
— Нет. Я немного отвлекся.
— Вполне адекватная реакция.
— Смотри, как красиво! — восхитился Сафронов. — Какие березы! Как свечи! Вверху их солнце освещает, а внизу они сами излучают свет.
— Во-первых, неточно. Свечи желтые. А во-вторых, в литературе это называется красивостями.
— И все равно красиво.
— Это — внешняя сторона, — произнес Штукин. — А есть другое ощущение леса. Ты, вероятно, этого еще не уловил.
— Чего же это я не уловил?
Сафронов уже собирался притиснуть друга к дереву, чтобы не умничал, не изображал ив себя знатока жизни, но Штукин упредил его действия.
— А вот одной главной детали, — сказал Штукин. — Точнее — главного назначения леса в настоящее время. Я вот его ощущаю, как живое существо, как друга…
— Быть может, подругу? — усмехнулся Сафронов.
Штукин сделал головой свое привычное движение, посмотрел на Сафронова, как на ребенка.
— Поживешь в нем — сам почувствуешь. — Он перешел на патетический тон. — Он нас укрывает, оберегает, защищает, ну и, естественно, несет эстетические функции.
— Наверное, так, — согласился Сафронов и перешел на то, что волновало его в настоящее время: — А относительно прошедших дней, так они у меня все перепутались. Общее впечатление гнетущее. Хирургами недоволен. Работаете вы медленно. Раненые отяжелевают. А ваш ведущий…
— Не нужно, — прервал Штукин, как будто они находились не одни в лесу, а среди подчиненных, при которых неудобно нелестно отзываться о начальстве. — Мы ведь тоже эти сутки не отходили от операционного стола. И ведущий не отходил. У меня с ним особые отношения, но хирург он классный.
— Но нельзя, нельзя в таком ритме.
— Не ерепенься. Порыв твой объясним, но поведение несолидное.
— Хм, — хмыкнул Сафронов и не сразу нашелся, что ответить. — Когда у тебя на глазах отяжелевают, тут не до этикета.
— Но ведь серьезные операции длятся не секунды, — возразил Штукин, не меняя покровительственного тона. — Это ранить могут в одно мгновение, а чтобы залечить последствия, восстановить функции организма, нужно гораздо больше времени — не часы, а недели и месяцы.
Сафронов едва сдержался, чтобы не выругаться.
— Что ты мне, как младенцу, талдычишь?! Что я, не знаю этого? Мгновения! Часы! Недели! А тебе известно, что мы три десятка раненых отправили в ППГ необработанными?
— Ну и что? Может еще и не такое быть.
